Но Лях схватил его за рукав и поволок в обратную сторону:
- Батько, це не демонстрация! Це ж мужики с дрючками… И в самом деле вдруг оттуда рев послышался:
- Хлопцы! Вон они! Бей хохлатых!
Разъяренная толпа с дрючками в руках неслась за ними, пожалуй, версты две и несколько раз настигала, даже дрючить пыталась и за одежду хватала, но Лях прикрывал бать-кину спину, на ходу отбивался биноклем и таким образом спасал государственное тело. Оторвались они от погони лишь потому, что перескочили какой-то забор и случайно оказались на страусиной ферме. Покуда страусы чухались и вертели длинными шеями, успели проскочить через широкий двор. Мужики же, когда вслед за ними полезли, попали под клювы этих могучих птиц и отступили, поклеванные.
А Гуменник с Геббельсом бежали какими-то пустырями и левадами еще с полверсты, после чего остановились неподалеку от лесопилки и пали в лопухи, чтоб отдышаться. Всякий, кто хоть раз бывал на охоте, знает, что такое бегать с похмелья, да еще если тебя гонят вместо зверя.
- Доберемся до резиденции - весь этот партизанский край накажу, - переведя дух, пригрозил батько. - Братко-во - на черезвычайное положение. Установить комендантский час, закрыть все развлекательные заведения. Лишить инвестиций и дотаций. Они у меня взвоют…
Геббельсу несколько раз досталось дрючком по спине, поэтому он лежал на животе и вытирал пот лопухом.
- Тут твоя вина, батько, - глубокомысленно сказал он. - Сам же выступал за свободу и демократию. Вот народ и возомнил, что он в этом процессе главный. А я тебя предупреждал: свобода - это дрючок о двух концах.
- Ты бы, умник, сходил на лесопилку и достал горилки, - проворчал Гуменник. - И телефон. Обеспечь мне связь с Сильвой! У меня больше сил нет бегать! Я Гуменник, понимаешь? Я лидер партии и личный представитель президента!
Оказалось, что еще есть.
Лях скрылся за штабелями досок и пробыл там всего пару минут, но выскочил назад галопом и помчался к батьке. На пятки ему наступали трое мужиков с дубьем, и Гуменник не стал ждать, когда они приблизятся, рванул с низкого старта в сторону лесополосы. Пильщики скоро отстали, а потом и вовсе вернулись на свои рабочие места. Геббельс догнал его уже в лесополосе.
- Я понял! - на ходу закричал он. - Батько, я все понял! В Украине переворот!
- Да ты рехнулся, Лях! Какой переворот?
- Пока мы охотились на мутанта, президенту объявили импичмент, - уверенно заявил Лях, вращая горящими глазами. - Оппозиция! И отстранили от власти…
- Кто сказал?!
- Анализ показывает…
- Пошел ты, аналитик хренов!
- Но нас везде сразу узнают! И набрасываются!
- Потому что у нас медийные лица. Засвеченные!
- Да эти мужики что, телевизор смотрят? А сразу как собаки!
- Сколько тебя учить? Надо уметь разговаривать с народом!
- Ладно в кабаке контрабандисты, - возмущался телохранитель, - но на лесопилке-то! Явное непримиримое отношение к нашей партии!..
- Может, они москали?
- Хохлы, батько! Но базар подняли за оселедец! Он им - как красная тряпка для быков… Бандеровец, кричат!
- Кепку бы надел, - тревожно посоветовал Гуменник и погладил лысую голову.
- Где взять-то? Худо дело, батько. Тебе же раньше из всех хат рюмку горилки на блюде выносили. Девок давали целовать, на руках, как атамана, качали, помнишь?
- Ну! Встречали, как положено!
- И когда ты даже буянить начинал - пальцем не трогали, верно? Освободитель, кричали, кормилец- поилец!
- Давай-давай, ну? Суть излагай, Лях!
- Суть такова, батько… Если не президента, то тебя свергли точно! Это сейчас быстро делается. А то и вовсе партию прихлопнули!
Гуменник схватил его за грудки и потряс:
- Меня?! Гуменника? Я с москалями в Киеве бился! Я их в Крыму молотил и в Чечне, как баранов, резал! Я румын и албанцев мочил! И на майдане полки за собой поднимал!
- Ты же видишь, народ не признает, батько! Верный признак… Логично? А народ - он только увенчанным льстит. А развенчанных - топчет. Это не я так сказал! - Геббельс вырвался и привел себя в порядок.
- Как могут меня свергнуть? Я стоял у истоков партии! Я же - Гуменник!
- Хочешь скажу, почему?
- Опять какую-нибудь глупость?
- Нет, батько… Скорее всего, узнали, что ты не хохол, а прирожденный москаль.
Батько заозирался:
- Откуда могли узнать? Как?!
- Вчера по пьянке проболтался сам. Царице Тамаре. Своими ушами слышал.
- А почему… не контролировал? Почему рот не заткнул? Ты для чего приставлен?!
- Заткнешь тебе, если вздумал прелюдию показать. В стогу сена… А между прочим, я предупреждал. Сильва приставил к тебе свою сестру не для того, чтоб мутанта ловить. А для целей вполне определенных. Потому что давно уже прицелился на твое место.
Гуменник сел на землю, обхватив ноющую голову руками, навертел на палец оселедец:
- Что делать будем? Думай! Ты ведь тоже не хохол и не поляк!
- Оставаться в Украине нам никак нельзя… Не партизанить же идти в леса? Не в схронах отсиживаться.
- В схроны рано еще, думай!
- А на хрен бы этих оранжевых жовто-блакитников! - прямо сказал Геббельс. - Мне они давно надоели. Все у них глупо и бездарно. Рванем в эмиграцию.
- Вопрос - куда? На западе скушно, застойное болото. В Штатах законы идиотские, тотальный контроль…
- Может, в Израиль, батько? Партийная касса у нас на личных счетах…
- Тебя-то пустят, а я каким боком?
- Заключим однополый брак.
- А не боишься вдовой остаться? Моя партия в черном списке. В аэропорту Бен Гурион и повяжут. Потом сердечный приступ или автокатастрофа…
- Тогда путь один - домой, в Россию. И там все сначала.
- А что? - оживился батько. - Дома и стены помогают. Начинать сначала - это по-нашему. Да и опыт есть… Как же через границу?
- Через таможню нам нельзя, узнают. Воспользуемся «окном» на двенадцатом километре. Там знак на стене, «Смерть коммунистам»…
- А как в таком виде?
- Соваться в Россию в нашей униформе опасно. Сразу просчитают.
- Иди и раздобудь цивильную одежду, - приказал батько.
- А если опять нарвемся? Что-то бегать надоело… Пойдем голые.
- То есть как?
- В трусах. Сейчас лето, будто бы загораем. Гуменник подумал и стал стягивать сапоги:
- Черт, хромачи жалко, в Киеве на заказ шил, генеральские. И галифе настоящие, английские…
- Справим другую форму. Например, казачью, а? И на
Дон!
