как можно дальше от этого места, на ходу вытирая красную жижу с ее лица. Покрытая с ног до головы скользкой желеобразной субстанцией, Анаис была похожа на человека, с которого живьем содрали кожу. Отойдя на небольшое расстояние, Алмон не услышал, а скорее почувствовал этот
Покинув Малахитовую, Патриций вернулся в свой кабинет. Его лицо было пустым и отрешенным. Присев в кресло, он пару минут бесцельно передвигал с места на место предметы, стоявшие на столе. Перед глазами Георга возникло лицо Алмона, лицо
– Как тебе объяснить доходчиво, что чрезмерное любопытство вредно для здоровья? – Алмон очищал Анаис от липкого красного желе. Высыхая, оно превращалось в корку и счищать ее было и труднее, и больнее. – Ну, как ты можешь так глупо себя вести? Нельзя же…
– Ну, Алмон, – виновато улыбалась Анаис, – я уже все поняла, все осознала. Ты знаешь, а я ведь сделала очень интересное открытие.
– Когда это ты успела? – Алмон поддел когтем красную коросту на ее руке и оторвал, чем вызвал вопли Анаис, имевшие ярко-синий цвет боли.
– Открытие я сделала в трясине. Мы-то думали, здесь нет никакого воздуха и что наши легкие, перестроившись, перестали дышать. Однако, какая-то разновидность вещества, пригодного для дыхания, здесь все-таки имеется.
– С чего ты это взяла? – Алмон закончил свои очистительные труды и поднял Анаис на ноги.
– Когда я с головой оказалась в этой трясине, я не боялась задохнуться, ведь как может задохнуться тот, кто не дышит, верно?
– Ну?
– Но я почувствовала сильное давление в легких, перед глазами замелькали разноцветные круги, как при настоящем удушье! А когда ты меня вытащил на поверхность, все прошло, интересно, правда?
– Слов нет, – Алмон с укоризной смотрел на нее. – Столько времени потеряли и…
– Алмон, миленький, ну не ругай меня, все же обошлось, я больше не буду, честное слово не буду.
– Почему, интересно, я тебе не верю, а? Ты как себя чувствуешь?
– Очень хорошо.
И они отправились дальше по бесконечно абсурдному миру. То и дело мимо прокатывались огромные плоские лица, Алмон назвал их «рожи». «Рожи» были совершенно безобидными, хоть и вид имели устрашающий, да и то только из-за своей величины. Носы и лбы «рож» оставляли глубокие вмятины, но они моментально выравнивались, будто почва была резиновой. Алмон и Анаис старательно уклонялись от них, не желая быть втоптанными в почву какой-нибудь частью «рожи». Они всегда появлялись из ниоткуда и исчезали в никуда, чем значительно усложняли путь.
Иногда у «рож» выпадали зубы или глаза, тогда полуволк с Анаис обходили их стороною. Однажды они наткнулись на целую поляну из отпавших частей «рож». Обойти ее было не так-то просто, пришлось петлять между огромными глазами, зубами и носами. Анаис мутило, Алмон, пытался ее подбодрить, думая о том, что в его жизни было только два безумных предприятия: первое – Патриций и служба у него, второе – прогулка с Анаис.
Видеть беглецов Патриций не мог, зато прекрасно их чувствовал. Он ощущал каждый их шаг, каждое сказанное слово, и возникла эта незримая связь в тот момент, когда Анаис и Алмон стояли около огромного серого зуба «рожи», разглядывая его. Патриций чувствовал этот зуб, мягкие белые камни, на которых он лежит, слова, которые произносит его дочь, теплую улыбку Алмона… Сердце Повелителя на мгновение остановилось, и он начал свою первую атаку.
– Алмон! – вскрикнула Анаис, едва не падая на серый зуб «рожи». – Алмон!
Полуволк едва успел подхватить ее.
– Что такое?
Он осторожно усадил ее на почву, свободную от белых камней. Анаис обняла его и несколько минут лишь молча тяжело дышала. Полуволк боялся, что она сейчас заплачет, но Анаис произнесла совершенно спокойным голосом:
– Началось… Сейчас он отправил ловчие шиповые сети, в надежде вытянуть нас живьем. Если не удастся, следующие шаги будут нацелены на убийство. Нам придется бороться и с Зоной, и с ним.
– Откуда ты это знаешь?
Анаис посмотрела на него и грустно улыбнулась:
– Я чувствую его, мы же с ним, как никак, родственники.
Алмон провел пальцами по ярко-рыжим волосам Анаис, глядя в ее желтые глаза. Его собственные волосы были красными, глаза зелеными. Они уже перестали обращать внимание на то, что Зона постоянно раскрашивает их по своему вкусу.
– Ну что же, значит, поборемся, – спокойно кивнул полуволк.
– Тогда нам самое время бежать изо всех сил.
На место, где они стояли секундой раньше, обрушились ярко-синие сети, унизанные острыми белыми шипами. Алмон подхватил на руки Анаис и помчался, не разбирая дороги, то и дело ощущая жалящие прикосновения сетей к спине и ногам. Анаис обнимала его за шею, уткнувшись лицом в плечо полуволка, и он чувствовал, как быстро бьется ее сердце, как подрагивают руки. «Все будет хорошо, – мысленно повторял ей Алмон, – главное, доверься мне, и все будет…» И в следующую секунду, прямо перед ними возник огромный нос «рожи», а за спиною уже свистела очередная ловчая сеть.
– Значит так, я все продумала, – сказала Терр-Розе, – слушай меня.
Дракула уныло смотрел на крошечный фонтан в центре столика. Они снова расположились в беседке под сенью искусственных деревьев. В соседней беседке, в густой тени, никем не замеченный, сидел Сократ и тоже слушал.
– Сегодня через фон энергии Патриция постараюсь посмотреть, что там происходит в этой Зоне, – продолжила Терр-Розе. – Конечно, это будет сложно, но я уж приложу усилия.
– Он отправил за ними ловчие шиповые сети, – равнодушно изрек вампир.
– Откуда знаешь? – изумилась королева.
– Я проходил мимо кабинета Владыки и слышал характерный для этих сетей противный свист. Наверное, он хочет взять их в плен.
– Ну, от этого мы ничего не выиграем! – забеспокоилась Терра. – И если они там погибнут, нам тоже никакой от этого пользы – Глаз Идола останется в Зоне. Нам подходит только одно…
– Что?
– Надо, чтобы умер волк, а Анаис осталась жива.
– Ну, знаешь ли, – развел руками вампир, – это уж точно невозможно.
– В этом мире, Дракула, нет ничего невозможного. Если Анаис уцелеет, ее можно будет перехватить на Земле, прямо у Транспортного Канала.
– Терра, ты говоришь абсурдные вещи…
– Ты можешь не перебивать? – прошипела она. – Вечно до конца не дослушаешь! Дело в том, что я знаю, как все это устроить.
«Ну и как?» – мысленно поинтересовался Сократ.
– Ну и как? – Дракуле было зябко и чувствовал он себя неуютно.
Терра молчала. «Ну, говори же, говори, негодяйка!» – выругался про себя толстяк, но, к сожалению, Терр-Розе решила оставить при себе свои соображения.
Алмон и сам себе не смог бы объяснить, каким образом он сделал это? Он
