– Я запомню это.
Певец вдруг остро ощутил, что их встреча мимолетна. Далекие города и страны ждали его и ее. Но дороги их были в разные стороны.
– Есть в жизни встречи… Они хоть и мгновенны, но остаются в памяти на всю жизнь, – он попытался улыбнуться, но улыбка лишь промелькнула на его лице и исчезла. – Мне очень тяжело будет сказать тебе «прощай».
– Но у нас впереди еще несколько дней, – успокоила его Таида.
Метаморфоза Таиды началась сразу после болезни, хотя она сама пока еще не сознавала этого. Ее душа отгородилась, замкнулась. Она верила, что однажды она снова откроется, но лишь для того единственного мужчины, которого она полюбит безраздельно и целиком. Может быть, это будет Александр. Пока в ее жизни не было такого человека. Даже Птолемей узнал лишь крохотную часть ее души. Правду сказал Агафон. Никто не может узнать до конца любого человека.
Она вспомнила слова жрицы Панаи во время их последней встречи перед ее отъездом:
– Научись отдавать больше, чем брать, и тогда, может быть, ты найдешь то, что ищешь.
За беседой они не заметили, как убрали большой парус и гребцы сели на весла.
Триера обогнула мыс и подошла к острову.
Громадные желтые скалы вздымались отвесно, из-за них не было видно земли. Остров выглядел сурово и безлюдно. Береговые утесы прорезало устье быстрой реки.
Все высадились на берег.
Диокл приказал рабам пополнить запасы воды. Вода на острове сбегала по валунам, блестевшим как черный мрамор.
В лесу было много дичи.
Вскоре запылал костер, и все с удовольствием отведали свежего мяса, добытого опытными охотниками.
Рано утром перед отплытием Таида и Агафон решили осмотреть остров.
Проснувшись перед восходом солнца, прежде чем углубиться в скалы, они слушали пение пробуждающихся птиц, крики чаек и глубокую тишину впереди.
Дорога вилась по дну ущелья, где бежала быстрая речка, зеленая от папоротников снизу и листвы сверху.
Они перешли речку по громадному камню, что положили там еще до памяти людской. Затем свернули от потока вверх.
Таида шла чуть позади, приподняв спереди подол, чтобы не мешал подниматься по склону. В утренних лучах блестели золотые пряжки на ее сандалиях. Она была очень красива. Высокий лоб, широко посаженные сапфировые глаза, гордый прямой нос. Рапсод незаметно бросал на нее свои взгляды, когда помогал преодолеть очередное препятствие.
Было так тихо, что даже хруст сучка казался громким.
Они взобрались на плоскую площадку и от неожиданности остановились, внезапно наткнувшись на священное место.
Отсюда в обе стороны видно было море, а вдали – гористые пики островов.
Перед ними громоздилась высокая серая скала, на которой был высечен огромный открытый глаз – древний, тронутый разрушением.
– Это священное место богини Матери! Оно запретно для мужчин. Тайная Мать никогда не показывает себя мужчинам, – проговорил в раздумье Агафон.
Тропа уходила за скалу…
– Я поброжу здесь, а ты подожди меня. Не волнуйся, богиня добра.
Они говорили очень тихо, но в окружающей тишине их слова разносились громоподобным криком.
Углубившись в лес, рапсод сел на замшелый камень и стал поджидать Таиду.
Оставшись одна, Таида взглянула на скалу. Глаз внимательно рассматривал ее. Она обернулась. И весь лес был, казалось, одним внимательно следившим за ней глазом.
Обойдя скалу, она наткнулась на русло высохшего ручья. По скользким, отшлифованным временем камням трудно было идти. Отвесные скалы в четыре человеческих роста обступили ее. Наконец Таида выбралась на поляну. По краям ее росли деревья, в дальней скале был вход в пещеру, к которой вела еле заметная тропинка.
Таида направилась к пещере.
В пещере было сумрачно, а в глубине совсем темно. На тусклых стенах висели какие-то непонятные очень ветхие предметы – не то куски тканей, не то шкуры убитых животных, не то одежды…
В глубине пещеры кто-то неподвижно сидел.
По спине Таиды пробежали мурашки.
На потолке послышался трепет чьих-то крыльев.
Сердце бешено заколотилось, все тело покрылось холодным потом.
С уст Таиды сорвался крик ужаса. Ей навстречу летела летучая мышь, которая зависнув над оцепеневшей от страха женщиной, снова возвратилась в глубь пещеры.
И вдруг Таиду озарило. Она, преодолев боязнь, двинулась навстречу сидящей.
На троне из крашеного дерева сидела каменная богиня Мать. Талии у нее не было – она была беременна, – маленькие ручки сложены на большом животе под тяжелыми грудями, а громадные бедра сужались к крошечным ступням. Грубо высеченные из камня локоны обрамляли лицо. На ней не было ни красок, ни одежд, ни драгоценностей, просто серый камень.
Богиня была такая старая, такая древняя. Казалось, сама природа сотворила ее, прежде чем руки людей научились ваять.
– Что я могу пожертвовать богине? – подумала Таида.
Рассудив, что каждый бог бывает тронут жертвой, предназначенной ему, она, глубоко вздохнув, наклонилась, подняла с земли камень и резко провела острым концом по ладони.
На алтарь закапала кровь.
Таида начала обряд умиротворения. Сначала запятнала себя кровью, потом стала мыть водой из текущего в пещере ручья голову, лицо, правую руку, потом левую. Очистив себя, она сняла с талии серебряный пояс и положила на алтарь Богини.
Лик богини Матери был суров.
Вдруг Таида отчетливо услышала голос:
– С помощью богов ты будешь плести паутину, в которую завлечешь молодого царя. Ты овладеешь его мыслями, покоришь его сердце и подчинишь его ум нашей воле. Но если ты изменишь своему долгу, тебя ждет кара богов!
От неожиданности она не заметила, что стоит в ручье, красный ил которого обволок ей ноги, как кровь, а когда заметила, ей стало слегка не по себе.
– Что таит в себе это знамение? – воскликнула она.
Агафон ждал ее на лесной тропинке.
Возвращались на корабль в полном молчании.
Спускаясь вниз по склону, Таида твердо решила:
«Я ни на миг не должна забывать о главной цели своего путешествия».
На море был мертвый штиль, триера снова шла на веслах на восток. Руки гребцов двигались уверенно, а хриплый голос задавал им хороший темп.
К вечеру на небе появились облака.
Внезапно обрушился свирепый шквал.
Ветер гнал триеру, громадные черно-зеленые волны швыряли и захлестывали за борт воду так, что на черпаках было занято больше людей, чем на веслах.
А среди ночи шторм вдруг утих также внезапно, как и начался.
Триера слегка покачивалась на спокойной гладкой волне под небом, полным ярких звезд.
И снова Таида, выйдя на палубу, искала свою звезду. Она не слышала, как приблизился Агафон:
– Если верить Гомеру, боги подобны озорным детям: обладая безграничной властью, они обладают и безответственной тягой испытывать ее на нас, простых смертных.
