…Тело, закаленное в тренировках, оказалось быстрее мыслей.
Пальцы сомкнулись на светлом запястье нобеля, рванули его на себя. Захрустели кости, но убийца даже не пикнул: резко крутнувшись, он ухитрился выпустить из-под рукава свободной руки еще стилет, походя ткнул сталью в живот Хофру… Клинок царапнул черную броню, нобель взвыл — но уже валяясь на полу, обезоруженный и беззащитный.
И только потом Хофру удивился. Это было нечто новенькое — кидаться на Говорящего с ножом.
— Лежи, предатель! — прикрикнул он на извивающегося серкт.
Глянул на спасенного Говорящего — тот хранил привычное спокойствие деревяхи, словно и не его собирались прирезать.
— Ты отменный боец, брат Хофру.
— Я никогда не видел, чтобы на жрецов нападали, — усмешка далась ох как нелегко, — что случилось, Говорящий? Куда катится наш мир?
— Чтоб ты сдох, тварь! Верни мне мою дочь!.. Чтоб твои внутренности пожрала Селкирет! Чтоб в твоих глазах ползали черви!
Говорящий нахмурился, а затем быстро наклонился и умелым движением свернул нобелю шею.
«Все интереснее и интереснее», — подумал Хофру, но вслух ничего не сказал.
У Говорящего-с-Царицей, похоже, были кое-какие тайны — лезть в которые до поры до времени не следовало.
— Тело уберут стражи, — проскрежетал жрец, поправляя капюшон, — а ты помалкивай о случившемся, брат Хофру. Известно ведь, что молчание — золото.
— Разумеется, Говорящий, — послушно сказал Хофру, — но позволь мне первому заглянуть за поворот. Вдруг там притаились еще враги?
— Ты прав, брат Хофру. Говорящий-с-Царицей один, а хранителей таинств много.
На мгновение прикрыв глаза, жрец погрузился в медитацию, как будто с головой нырнул в горячую воду.
…Их оказалось трое. Нобелиат, неоперившиеся юнцы в белоснежных одеяниях, вооруженные короткими мечами. Наверное, они были друзьями тому, первому, а скорее всего — приходились родственниками. Ибо только связанные кровными узами могли выступить против Говорящего… И на что, спрашивается, рассчитывали? На то, что подстерегут одинокого жреца в пустынном коридоре, нападут и запросто выпустят ему внутренности?
А ведь Говорящий с Царицей и сам по себе был крепким орешком для убийц. Будь он слаб — разве стал бы первым среди равных? И то, что Хофру вмешался… Хм. Это было скорее данью уважения, которую младший в иерархии неизменно платит старшему.
Хофру выскользнул из-за угла, принимая на себя первый рубящий удар. Сталь заскрежетала по глянцевому панцирю, а через мгновение тело нобеля дернулось и мешком начало заваливаться на пол. Хофру потянул на себя клешню, на стену плеснуло темной кровью из разрубленной артерии… Но оставшиеся два нобеля догадались (наконец-то!), что напали не на того. Побросав оружие, они рванули прочь, да так, что Хофру едва успел схватить одного из них за край одеяния. Рывок — и мальчишка, подвывая от ужаса, оказался под ногами.
Выбор есть всегда — и Хофру почти видел самого себя, стоящим на перепутье. Но времени размышлять уже не осталось: он быстро оглянулся и, убедившись, что Говорящий по-прежнему стоит за углом, сгреб дергающегося нобеля в охапку.
— Говори, быстро. Почему вы хотели убить Говорящего?
Мокрое от пота лицо мальчишки оказалось так близко, что Хофру ощутил на щеке его горячее дыхание. Конечно же, юнец ничего не сказал — да и не мог, хрипя от ужаса. Но страх сделал свое дело, и мысли нобеля плеснулись в сознание Хофру.
— Беги, дурак!
Он разжал руки, неловко упал на одно колено. Как раз в то самое, нужное мгновение, когда из-за угла появился Говорящий — к слову, после невольных откровений нобеля ставший фигурой еще более любопытной, чем раньше.
— Брат Хофру, — укоризненно прошелестел жрец, — ты упустил двоих?
— Я не столь близок Селкирет, как того бы хотелось, — отряхивая руки, Хофру быстро поднялся на ноги, — я уверен, что эти двое более не побеспокоят тебя.
— Что ж, очень жаль… Жаль, что придется заняться этим самому.
Вздохнув, Говорящий засеменил дальше по коридору. Хофру послушно шел следом и старался — из последних сил старался! — не думать о том, что узнал от перепуганного насмерть нобеля.
История получалась интересной до неприятного.
Нобели хотели смерти Говорящего-с-Царицей вовсе не потому, что им пришелся не по вкусу скрежещущий голос жреца. Оказывается, пока он, Хофру, мерз на севере и едва не стал обедом для пирамиды, Говорящий отправил на жертвенный алтарь дочь одного из именитых аристократов — того самого, что напал первым. Это было неправильно, и Говорящий не должен был так поступать! Богиня Селкирет не принимала в качестве жертв собственных детей. Неугодных серкт просто… убивали, тихо и незаметно — но в жертву не приносили никогда. Только скорпионов, отражение Селкирет в мире тварей бездушных. Но в этот раз никто не посмел перечить самому Говорящему, ну а сломленный горем отец… Попросту решил отомстить.
… Распластавшись на жесткой лежанке, Хофру давал отдых телу, в то время как мысли размеренно, словно мельничные жернова, крутились.
Говорящий-с-Царицей мог попросту выжить из ума. Но мог действовать по плану, который заключался… Хм…
Ненужная жертва. Была ли она связана с Ключом? Или с Вратами? К сожалению, наверняка мог сказать только сам Говорящий. А если все его выходки — не более, чем результат помешательства? Тогда… Тогда все-таки придется вести речь о замещении Говорящего кем-то другим.
А отчего бы самому не стать Говорящим-с-Царицей?
Хофру усмехнулся. Мысль была недурственной, совершенно бредовой и заманчивой одновременно.
Он повернулся набок, подтянул к груди ноги — как назло, в храме было всегда прохладно, хотя снаружи царил зной. Согреться не удалось, жрец поднялся и принялся ходить по келье.
В самом деле, отчего бы не доказать сумасшествие нынешнего Говорящего и самому не занять его место?
«Нет, так нельзя», — он остановился у окна, — «Место первого Говорящего всегда занимает Второй… Да и не нужно мне место рядом с троном».
Внутренний двор храма был залит густыми вечерними сумерками. В них тонули низенькие постройки, желтые при свете дня, а сейчас серые, точно крысиная шкурка. Из окна веяло сухим теплом пустыни — столь любимым Хофру. Жрец огляделся и, убедившись, что двор совершенно пуст, выбрался из холодной кельи в душное тепло подступающей ночи — благо, до земли было совсем недалеко.
Правда, через минуту он понял, что ошибся: кто-то из братии тащился в тени храмовой стены, с большим мешком на плече. Хофру, с наслаждением вдыхая не остывший после дня воздух, поглядел вслед жрецу — и вдруг узнал в долговязом черном силуэте Говорящего с Царицей.
Который в полном одиночестве куда-то шел с мешком.
Хофру скользнул в тень, справедливо полагая, что сама Селкирет благоволит к своему хранителю таинств.
Он двинулся следом, осторожно, вымеряя каждый шаг и боясь лишний раз вздохнуть. Колышущиеся впереди черные одежды жреца были хорошо различимы, и Хофру померещилось, что он видит бурые пятна, выступившие на мешке.
