— Да он же не в себе! — Миль в сердцах выругался, — тьфу, это все яд… еще до Кар-Холома его не дотащим…
— Воды мне дайте, — попросил Шеверт.
Теперь… ему уже в самом деле было нехорошо.
Сердце то сжималось и замирало, то начинало гнать кровь с неожиданной силой, а перед глазами прыгали алые мячики.
— Ну наконец-то мы заговорили! — зло прошипел Хитрец, — Андоли, напои его. Да отбери ты у него эту безделицу!
— Не отдает, — пожала плечами элеана, — пусть держит, раз ему так хочется.
— Да он чуть к Покровителям из-за этой дрянной книжонки не отправился!
Они молчали, пока Шеверт торопливо глотал воду.
И, пока над маленьким лагерем сгустилась тишина, он пытался понять… В конце концов, осмыслить случившееся.
А произошло вот что: командир отряда умудрился пренебречь опасностью из-за какой-то старой книжки, и это сильно походило на помешательство. — «Или на действие упыриного яда?»
Все-таки упырь был старый, наверняка много отравы нагулял в топях. Вот вам и результат: из-за ерундовой царапины чуть не стал обедом болотной твари…
Шеверт оттолкнул воду и оглядел свою не очень дружную, но все же команду. Топотун угрюмо сидел на бревне и подбрасывал в костер ветки. Миль стоял, уперев руки в бока, и молча хмурился. Андоли — та просто вертелась рядом, преданно заглядывая в глаза.
— Сказочник, — устало поинтересовался Хитрец, — ты хоть осознаешь, что едва не стал упыриным обедом?
Шеверт кивнул и вымученно улыбнулся.
— Спасибо… Что успели, ребята.
— Да уж, всегда пожалуйста, — голос Миля чуть потеплел, — снимай куртку, посмотрим, как тебя разукрасил болотный гад.
Андоли вдруг хлопнула себя по лбу.
— Ой, какая же я дура!
— Ты думаешь поразить нас этой новостью?
— Не язви, Миль, — тонкие руки элеаны порхали над мешком, — я совершенно забыла, что брала с собой противоядие… Вот, Шеверт, глотни.
— Но прижигание это не отменяет, — Хитрец, похоже, обрадовался.
А Шеверт вцепился в округлый бок фляжки, с наслаждением вдыхая знакомый уже горький запах отвара. Эльда, милая Эльда… Она знала, как бороться с напастью под названием упыри, и чем могла, помогала своему народу.
Он, не морщась, отхлебнул зелья. Затем еще. И еще. Долой заразу из крови! Останется только прижечь рану, чтобы не прихватить какой гадости в топях — и все, все…
— Ну-у, ты нам оставь, — Андоли со смешком отобрала фляжку.
Их пальцы на мгновение соприкоснулись, и Шеверт подумал, что руки у элеаны ну просто ледяные на ощупь.
— Да ты горишь, — нахмурилась она, сдувая упавшую на глаза надоедливую прядь, — ничего, теперь уже не страшно.
А в аметистовых глазах мелькнул теплый огонек — который тут же исчез, как только Андоли повернулась к Хитрецу.
— Готовь железо, Топотун, — скомандовал Миль, — сейчас и покончим с отравой. Нам, в конце концов, еще топать и топать.
Шеверт только поежился, мысленно величая себя слабаком и недоумком. Неживое лицо утонувшего ийлура все еще стояло перед глазами, а за ним — толпились жрецы серкт, и воины серкт, и сама Царица, вся в белом, точно золотая куколка…
«Отец-покровитель, не видеть бы всего этого», — он крепко зажмурился, стараясь изгнать призраков прошлого. Зубы выстукивали дробь, руки тряслись как в лихорадке.
— Подержи его, Топотун, — донесся уверенный голос Хитреца, — и ты, Андоли, тоже.
…К утру Шеверту стало только хуже, несмотря на все принятые меры. Он привалился спиной к корявому стволику ели и судорожно кутался в плащ, а когда открывал глаза — все вокруг казалось блеклым и расплывчатым, как будто моросящий дождь смывал в топь и деревья, и небо, и самого Шеверта. Именно поэтому отряд не двинулся с места. Топотун с Андоли ушли за хворостом, а Миль остался сидеть рядом, что-то рисуя прутиком на мокрой земле.
Шеверт поймал себя на том, что продолжает прижимать к боку найденную книгу легенд. Это, конечно, было сумасшествием — но ему казалось, что от маленькой и ко всему прочему грязной книжонки исходит спокойное, благодатное тепло…
Кэльчу закрыл глаза: от созерцания смываемого дождем пейзажа начинала кружиться голова, а желудок мигом скукоживался печеным яблоком, грозя выплеснуть наружу то немногое, что в нем оставалось.
— Миль, — тихо позвал Шеверт, даже не надеясь быть услышанным. Однако Хитрец услышал и молча пересел ближе.
— Что, совсем плохо?
В голосе кэльчу Шеверту послышалась усмешка, он даже приоткрыл глаза и взглянул на кружащегося и оплывающего восковой свечой Хитреца — но тот, похоже, был абсолютно серьезен.
— Осталось сходить туда… в последний раз, — тихо сказал Шеверт, — чтобы все закончилось. Я хочу, чтобы ты повел наших. Не я, а ты.
— Не мели чепухи, — в тон ему прошептал Хитрец, — придешь в чувство и будешь как новенький. В конце концов, никто лучше тебя не знает Лабиринта…
— Ты не понял, — Шеверт качнул головой, отчего весь мир опасно накренился, — я тоже пойду, я ведь… не отказываюсь. Но после вчерашнего я уже себе не доверяю… Сам не знаю, это было как наваждение.
— Наваждение из-за упыриного яда, — добродушно поправил Хитрец, — успокойся ты, ради Покровителей!
Шеверт хмыкнул. Конечно, хотелось все свалить на действие отравы, но… Он крепче прижал к себе теплый замшевый переплет. Только сумасшедший бросится спасать книгу из грязи перед лицом такой опасности. И, разумеется, только сумасшедший будет хвататься за книжку как утопающий за соломинку. Шеверт так и не решил до сих пор — кто, собственно, не в себе: то ли он сам медленно и неуклонно сползал в яму безумия, то ли… то ли книжонка попалась особая, с секретом.
— Обещай, что поведешь наших в Лабиринт, — попросил кэльчу.
— Хорошо, поведу, — покорно согласился Миль, понимая, что сейчас спорить с Шевертом бесполезно, — а ты отдыхай, отдыхай… Может быть, хоть к вечеру двинемся дальше.
Шеверт вновь прикрыл глаза и начал проваливаться в неспокойную дрему. И снова, как раньше, воспоминания возвращали его к началу, которое для Шеверта началось с кромешной темноты в подземелье Царицы.
Там… он был совершенно один. Голова раскалывалась от острой пульсирующей боли, на затылке огнем горела шишка, и — никаких воспоминаний о том, что было раньше.
В подземелье, где не видно ничего, даже собственных рук, холод казался особенно пронзительным, почти живым существом, отнимающим саму жизнь. И там, среди ватной тишины, Шеверт впервые услышал старческий дребезжащий голос, который обещал скорое освобождение.
«Хе-хе, Сказочник,
Шеверт вскинулся и тут же, не рассчитав собственных сил, свалился в мокрую траву.
— Нет, ну вы только посмотрите! — над ним склонился Миль, — Чего ты дергаешься? Еще есть время, поспи.
— Что начнется?!! — Шеверт вцепился в скользкий от моросящего дождя воротник кэльчу, — что ты
