— Расскажи мне о вашем мире, — попросил Ланс. Горячий шоколад оказался на диво хорош.
— Мм… Им с начала времен правят эрги, дети Первородного Пламени и Бездны.
— Так тот, кого я заморозил, был эргом?
— Угу. Но это старший эрг. Вообще-то они спят в могильниках… Они в свое время сошли с ума все разом и решили предать Серединные земли огню. И тогда, — она торопливо сделала несколько глотков, — тогда люди заключили договор с младшими эргами чтобы те избавили их от старших и потом правили до конца дней. Были принесены великие жертвы, и… По сей день старшие спят под курганами. Один, правда, ухитрился выбраться, но ты его успокоил уже навеки.
— Могильники, говоришь…
Память назойливо возвращала его к кургану, сложенному из костей. И та страшная мумия с копьем… Ланс нахмурился. Уж не повредил ли он порядку вещей в этом мире?..
«Ну, ну, прочь сомнения… Если вдруг еще один старший эрг проснется, то и его заморожу… Главное — Миола рядом, со мной. И вторая пирамида скоро будет».
— Могильники. — Вейра сделала большие глаза, — жертвы приносятся раз в десятилетие. Чтобы укрепить сон старших.
«Так вот откуда свежие останки!»
Тайна кровавого захоронения начинала развеиваться. Но, само собой, от этого не стало легче, скорее, наоборот.
— А что ты должен сделать в Серединных землях? — как бы невзначай поинтересовалась Вейра, — может, расскажешь? Нет, я, конечно, не могу настаивать… Я должна гордиться хотя бы тем, что разговариваю с высшим созданием, но все же?
— Я должен построить шесть пирамид, чтобы они помогли уничтожить старших безумных богов в моем мире, — ответил Ланс. Вдаваться в подробности совершенно не хотелось. Мало того, странно, что Вейра так запросто поверила в его нелюдское происхождение, и в то, что в своем далеком мире — он младшее божество.
— А что будет с нашим… миром? — в серых глазах прыгал огонек любопытства.
— Ничего страшного не случится… Что с тобой?!!
Она испуганно замерла на табурете. Затем, приложив к губам палец и тем самым призывая к молчанию, повернулась к огню, весело пляшущему в камине.
— Что такое? — Ланс сжал ее горячие пальцы; казалось, у Вейры жар.
— Погоди, — она быстро высвободилась и на цыпочках двинулась к камину. По пути обернулась и строго приказала:
— Пожалуйста, оставайся там, где сидишь.
…Эрг, чтобы успокоиться, мысленно досчитал до десяти. И только затем повернулся к застывшему в священном ужасе хозяину дома.
— Как тебя зовут, человек?
— Мм… Мильор… Лонс, милорд…
Он бросил — как показалось Тиорину — опасливый взгляд в сторону двух отправившихся в Бездну мерзавцев и побледнел так, что, казалось, именно из него выпустили всю кровь.
— Милорд…
— Да?
Мильор Лонс судорожно взохнул. И его тело вдруг обмякло, повиснув на веревках. Острый подбородок уткнулся в хилую грудь.
«С чего бы?» — эрг все еще стоял посреди зала, задумчиво перебирая пальцами по эфесу. Затем его взгляд упал на босые ступни маленького человека, изрытые багровыми пятнами ожогов.
«Все правильно. А ты, лорд Саквейра, уже и забыл, что людям бывает больно от огня? Себя-то вспомни…»
А по странной прихоти Бездны и Первородного пламени, даже пребывая в человеческом теле, эрги могли не бояться ни огня, ни каленого железа, ни кипящего масла. Эрги были уязвимы, но со стороны пламени опасность им не грозила ни в одном из обличий.
Вздохнув, Тиорин разрезал веревки, перетягивающие хрупкие запястья Мильора Лонс, огляделся в поисках куда бы уложить раненного. У стены, прикрытая сильно потертым и побитым молью гобеленом, притаилась кушетка; на нее-то и перекочевал страдалец. Старушка была определена в объятия старого кресла, после чего в голову эргу пришла мысль о необходимости избавиться от двух убитых им грабителей.
Будь под рукой таверсы — он, не раздумывая, угостил бы их человечинкой, потому как слуги эргов были всеядны. Но теперь и верный Юдин, и его клан остались глубоко под землей, в ожидании развязки… Хмыкнув, Тиорин подволок оба тела к камину, а затем и вовсе отправил их в огонь. Пусть себе горят… Подстегиваемое волей огненного демона, пламя взвилось столбом, на миг повисло, простерши когти над новой пищей, а потом с гулким стоном рухнуло вниз, обращая плоть в жирный пепел, а кости — в обугленные головешки.
Вот и все. Правда, на полу остались уродливые багровые разводы, но такие мелочи уже мало интересовали владыку Саквейра.
Он огляделся еще раз, удостовериться, все ли в порядке, и направился к двери. Вернее, к зияющему оскалом щепок дверному проему.
Самое время покинуть Айрун и продвигаться дальше, к могильнику — или что там от него осталось…
Потом остановился, с удивлением поймав себя на том, что имя Мильора Лонс упорно крутится в голове.
«Любопытно, а много ли семейств Лонс живет в Айруне?»
И остался, усевшись на единственный свободный табурет, в сердитом скрипе которого ясно читалось: «я не разваливаюсь только потому, что на мне сидит лорд Саквейрских земель. Любой другой уже очутился бы на полу».
На некоторое время в доме воцарилась обманчиво-сонная тишина, прерываемая лишь тяжелыми вздохами приходящей в себя старухи. Эрг ощутил прилив мутного, неясного беспокойства за Вейру.
«Но она же эрг, что с ней может случиться?»
И тут же, беспощадно давя собственные увиливания, ответил:
«С ней может случиться все, что угодно. Да, ты привел эту девушку к купели, возродив ее в обличье эрга. Но она еще так молода и так беззащитна. А если она столкнется с Тэут-Ахи? Или твои предположения насчет того талисмана верны, и он действительно создан кем-нибудь из старших? Что тогда?»
Тиорин покачал головой. Тогда… Он всего лишь не простит себе гибели молодого эрга. И, Бездна, как было бы хорошо услышать Оракула!
Близился рассвет, рисуя серые квадраты в оконном проеме.
«Новый рассвет над свободным Саквейром», — усмехнулся эрг, — «что бы сказала Вейра, увидев всю эту столь желанную свободу?»
…Мильор Лонс плакал, беззвучно глотая слезы, время от времени громко шмыгая покрасневшим носом. Старуха, на диво быстро оправившаяся от испуга, суетилась над его обожженными ногами, прикладывая чистые тряпочки с вонючей мазью, между делом успевая наведываться на кухню и проверять, скоро ли закипит вода. Тиорин Элнайр расхаживал из угла в угол, хмурился при виде трясущегося Мильора и думал над тем, что люди стали какими-то мягкотелыми, если даже мужчина позволяет себе лить слезы от каких-то ерундовых ожогов на пятках. Ведь пройдет совсем немного времени, и при таком уходе от ран не останется и следа; знаки, оставленные на теле лорда самой Тэут-Ахи, даже спустя столетия выглядели весьма внушительно.
— Ми… милорд…
— Я тебя слушаю, — Тиорин остановился и повернулся к распластанному на кушетке человечку.
— Во имя Небесного Круга, простите мою непутевую дочь.
«А, так моя догадка оказалась верной!»
Эрг нахмурился.
