— Значит ты считаешь, что нет никакой возможности для нас узнать друг от друга что-то?
— Чтобы вы узнали нашу науку, нам пришлось бы создать здесь школы и учить вас наверное много десятилетий. И, думаю, то же самое произошло бы, если бы вы решили научить нас магии.
— Что ты такое говоришь, Аня? — вмешался Ербол — Ты действительно считаешь, что мы ничего не получим от этой экспедиции? Мы уже столько нового узнали…
— Мы лишь царапнули по поверхности, а здесь море знаний. Вот эти знаки, которые видят Маг и Никита, а мы и наши приборы ничего не фиксируют. Ты знаешь, что это такое? И не узнаешь. Или сила смерти и сила жизни. Мы лишь приближенно догадываемся, что называет Маг этими словами, но суть ускользает. Мы узнали о существовании двух сил или явлений, которые нам совершенно непонятны. И изучить их нам не придется. Сколько тебе времени потребуется, чтобы научиться самому писать таким способом или создавать ядро силы смерти? А без этого как мы их изучим? Нужно либо будет создавать здесь постоянную лабораторию, да что там институт, скорее целый научный город, либо тащить эти вещи к нам на Землю. А мы ни с тем, ни с другим не справимся. И Никита у нас один всего, и кроме нас он никого сюда перенести не может. Так что Ербол мы узнали почти ничего — лишь то, о чем мы и так догадывались или узнали бы очень скоро. Конечно и это очень хорошо, но очень мало. Без огромных усилий новыми знаниями овладеть не удастся. Можно эти усилия вложить в контакт с иной цивилизацией или в собственные исследования — результат будет примерно один.
— Интересное соображение. Ты говоришь это как психоисторик, специалист по культурам?
Аня несколько смешалась: — Нет, это я говорю от себя. Мне такие мысли сейчас почему-то пришли в голову, но, пожалуй, строго доказать их я не смогу.
— Я советую тебе серьезно отнестись к ее словам. — заметил Маг — Я сразу увидел магические способности у нее, но не мог понять, какие. А теперь видел, как она пользуется своей магией. Она… ясновидящая… нет, пророчица. Она может предсказывать будущее. Это очень редкая способность у нас.
— Ты это всерьез говоришь? — удивилась Аня — А ты не можешь ошибаться? Я не чувствую в себе никаких магических способностей.
— Бывает, что я и ошибаюсь, но не думаю, что сейчас ошибся. Ты не владеешь своей магией, потому и не чувствуешь ее. Эта способность проявляется у тебя сама по себе.
Никита вспомнил, как проявились в свое время спонтанно его магические способности. Он их тоже стал чувствовать лишь в результате тренировок, а до того все происходило как бы само по себе. А вот Ербол, похоже, не усомнился в правоте Мага и был несколько пришиблен.
— Так что же нам, прекращать эту экспедицию? — спросил он — Если мы все равно ничего не узнаем, то зачем время зря терять?
А Аня уже справилась с неожиданным известием:
— Раз уж мы здесь, то зачем торопиться? И время мы не зря потеряем. Я говорила лишь о том, что возлагать на эти контакты большие надежды не следует ни Магу, ни нам. Но что-то мы все равно получим, зря наши наблюдения не пропадут. И здешние жители может что-то узнают от нас. Постараемся вспомнить древние технологии, которые им доступны. Мага тоже наверняка на какие-то идеи натолкнем. Нет, любое знание не зря. Но сколько сил вложим, столько и новых знаний получим. А за просто так новые знания не даются.
Когда тоннель подошел к концу, глазам Никиты предстало потрясающее зрелище. Горная цепь, отделяющая материк от побережья, была единственной — не складка в результате сжатия материковых плит, а след страшного удара астероида, проломившего планетарную кору. В сущности, часть вала, опоясывающего чудовищный кратер. Так что теперь они вышли на склон, спускающийся к морю сначала круто, а потом все более и более полого. Природа здесь была совершенно иная, чем за горами — уже не средняя полоса, а совершенно определенные субтропики. Выше выхода тоннеля, громоздясь друг на друга, уходили к снежным вершинам острозубые скалы. Голые, потому что на такой крутизне не могла удержаться почва. Лишь отдельные кустики травы торчали из трещин. А ниже тоннеля склон как пеной был покрыт бурным кипением зелени. Ветер с моря вместе с йодом и солью доносил сильный аромат незнакомых трав и деревьев, создавая непередаваемое ощущение юга. На Земле в последний раз Никита испытывал такое лишь в Испании в ту уже давнюю первую поездку за пределы бывшей России. Дорога от тоннеля спускалась серпантином до большого выступа на склоне, похожего на нос броненосца, прорвавшегося через горы и увидевшего наконец перед собой родной простор. И на этом выступе тесно стояла группа высоких совершенно черных башен — какой-то местный Манхеттен. Хотя кажется на Земле подобные башни встречаются на Кавказе, в Пиренеях и многих других горных местах. Ниже башен склон становился более пологим, так что дорога шла дальше почти прямо, чуть наискось, окруженная зелеными террасами, на которых местами виднелся блеск воды. Водой эти горные террасные поля наполняли многочисленные ручьи, вытекающие из под снежных шапок далеко вверху и бесстрашно срывавшиеся со скал искрящимися водопадами. Спускаясь вниз, дорога упиралась в стоящий на самом морском берегу круглый холм, вершину которого венчал сказочной красоты город. Город был построен, видимо, на потухшем небольшом вулкане, так что стены кратера, обработанные человеком, стали стенами города. Сами дома были видны лишь отсюда, с высоты, а выше стен поднимался лишь центральный замок или дворец. Все дома в городе были белостенными, с плоскими крышами, на которых даже отсюда, издалека, различалась зелень висячих садиков. И лишь центральный дворец был островерхим, устремленным к небу золочеными шпилями. А дальше за городом раскинулась бескрайняя лазурь спокойного моря. Этот пейзаж удивительно напоминал что-то виденное во снах, прочитанное в любимых книгах того, двадцатого, века. Две башни, два города, черный и белый, противостоящие друг другу. Только Никита никак не мог решить сейчас, какой из городов представлял светлые, а какой темные силы. И правильно не мог — жизнь сложнее наивно-подлых фантазий германских народов, всегда объявлявших себя добром, а своих противников злом. В реальной жизни есть противостояние, но нет однозначного добра, как и однозначного зла. И черный цвет является символом зла лишь в Европе, а у других народов все может быть иначе.
Вниз спускались не спеша, все равно уже не успеть до заката. Но здесь это было не страшно — городские ворота не закрываются с темнотой. Войны ведь нет, а во время войны ворота были бы закрыты и днем. А во дворце правителя, как сказал Маг, их примут в любое время. Слуги знают его и знают, что правитель всегда предоставит Магу и его спутникам ночлег и пищу. И очень удачно — завтра утром можно не теряя времени попасть на аудиенцию. Обязательный долг вежливости — представиться местным властям. А утро — как раз приемные часы, когда правитель занимается публичными делами.
По дороге Маг рассказал, что же они видят перед собой. Два города действительно противостояли друг другу, но лишь во времени — реальных схваток между ними не было. Черные башни построили приморские эльфы в незапамятные времена. А белый город был построен людьми, когда город черных башен уже давно опустел. В старых эльфийских башнях людей охватывала такая жуть, что даже разбойники не отваживались не то что ночевать, но и засады здесь устраивать. Так что люди построили собственный город, хотя эльфийский город остался совершенно целым, с работающим водопроводом и канализацией.
Эльфы приспособились к ночной жизни в результате мутации. И это предопределило некоторые особенности эльфийской культуры. К примеру, отсутствие окон в их домах. Да оно и логично: дома предназначены для того, чтобы спать. Спят эльфы днем, а свет им спать только мешает. Нелепо же ночью освещать дом через окна звездным светом. Никита подумал даже, что именно ночной образ жизни мог предопределить появление магии у эльфов. Потому что даже их острейшее зрение в облачную ночь могло оказаться бессильно. Ночные звери в таких случаях полагаются на слух, обоняние и усы-вибриссы, не дающие им ткнуться носом в дерево или камень. Из всего этого у эльфов был только слух. И неустойчивая ходьба на двух ногах вместо звериных четырех. В таких условиях человек неизбежно напрягается, пытаясь уловить любую информацию об окружающем, как бы мала она не была. И эльфы, очевидно, не отличаются в этом от людей. А сенсорный голод и напряжение помогают проявить, заметить самые слабые проявления магии, прежде всего магического зрения, которым Никита овладел в тоннеле. Он даже высказал свою догадку вслух и увидел интерес в глазах Ербола и одобрение в глазах Ани. Маг не мог ни подтвердить, ни опровергнуть его идею. Он рассказал лишь, что хотя эльфы могут ориентироваться по эху, подобно летучим мышам, но это работает только для сравнительно крупных препятствий. Потому что диапазон слуха и голоса эльфов немногим отличаются от человеческих. Камни на дороге или небольшие деревья в лесу они так
