Иногда отцы и матери, вырастив детей, поселялись в монастыре, как родители преподобного Сергия Радонежского. Мать преподобного Серафима Саровского лечила своего ребенка, обращаясь не к докторам, а к иконам, а на монашество благословила медным крестом, который он не снимал до самой смерти. Нежно заботился о кроткой и тихой своей родительнице святитель Филарет Московский; восхищались своими матерями Оптинский старец Нектарий, преподобный Варнава Гефсиманский.

Мать упомянутого выше переводчика и писателя Н.М. Любимова, аристократка по происхождению, в самом разгаре террора второй половины тридцатых годов, услышав сообщения о новых арестах и посадках, после долгого раздумья вдруг посветлела: «Нет, есть путь и в этой жизни, но только один: ничего не пожалеть ради страждущих близких. Помнишь, как в Евангелии сказано? Больши сея любви никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя». И сказала она это своему сыну, своему единственному ребенку, которого бесконечно любила – однако не внушала прятаться, скрывать свою веру, избегать преследуемых властью, сидеть в углу тише воды, ниже травы, в отличие от многих других, кто скрывал свою веру даже от детей, чтобы они без помех получили образование и возможное земное преуспеяние. В своих воспоминаниях Николай Михайлович благодарил – прежде всех мать, а затем всех родных по крови и духу, всех, кто обогащал его знаниями, возвышал душу, протягивал руку помощи, подавал пример добротолюбия.

Художник К. Коровин рос в атмосфере вольномыслия: гости отца, студенты Московского университета, своими спорами о Боге, конституции, тирании заражали ребенка «странным беспокойством»; зато в доме бабушки было совсем другое настроение: никто не кричал, не чертыхался, не бил рюмки с вином; гости были приветливы, говорили тихо, повсюду чисто, прибрано, перед сном мальчик вместе с бабушкой молился, стоя на коленях в постели.

Ясность, простота и бесконечная сострадательная любовь бабушки Акулины Ивановны озарила детство А.М. Горького (1868 – 1936); надо полагать, сияние образа совестливой, верующей и потому, несмотря на обстоятельства жизни, счастливой русской старухи, воспрепятствовало ему сделаться окончательным безбожником.

Писатель Борис Васильев, участник войны, выходя из окружения, то и дело с благодарностью вспоминал отца, когда-то объяснившего ему, как не заблудиться в лесу, как согреться, как развести бездымный костер, какие растения годятся в пищу. Кроме того, отец научил без предубеждения относиться к любой еде – и сын смог оценить полезность разных кореньев и ягод, бодрящие свойства соленого калмыцкого чая и нежный вкус жаренного на костре ужа.

Те, кто родился до начала 1930-х годов, еще помнили семейные молитвы, празднования Пасхи, Рождества, дня Ангела, церковные службы; композитор Г.В. Свиридов (1915 – 1998) в ряду «золотых детских воспоминаний» числил дни в Фатеже, в доме местного священника, где царила патриархальная размеренность, церемониальность быта: «без молитвы не садились за стол, всегда пахло свежим чаем… сад небольшой рядом, жужжали шмели, пчелы, всегда малина, мед на столе…это просто какой-то рай был!».

А позже уже провал; пишет, к примеру, Леонид Бородин о своей вполне благополучной семье и бабушке, от которой воспринял первые знания и любовь к книгам: «…мы существовали с ней вдвоем в несколько странном национальном поле, куда злоба или доброта дня длящегося не залетала. То было поле духа, единого национального духа, но, как понял много позднее, духа все же ущербного, ибо без высшей явности духа – Духа Свята; о Его присутствии в мире мне поведано не было, и эта ущербность воспитания так и осталась до конца не преодоленной».

Когда ребенок, ощутив свою автономность, сражается за свободу собственного «я», происходит это, очевидно, от инстинктивного чувства ответственности: что-то в этом мире только мое, зависит от меня, я обязан совершить, не мешайте. И дерзость переходного возраста можно объяснить также напряженным поиском своего: идеалов, убеждений, за которые стоит бороться и страдать.

Все мы «родом из детства», слишком известное, избитое даже выражение, в суть которого мало кто вникает: но ведь на самом деле почти все проблемы начинаются с душевной травмы, полученной в детстве. Горько сетовал Н.А. Некрасов:

Ничем я в детстве не пленен –

И никому не благодарен!

Те же впечатления вынес из своего раннего периода И.С. Тургенев: обстановка в Спасском- Лутовинове, где жестоко властвовала мать, отчасти воспроизведена им в повести «Муму»; вероятно, из-за материнского примера он, опасаясь женщин, никогда не женился, а также горячо возненавидел крепостничество и поклялся по мере сил бороться с ним; «Рассказы охотника» стали обвинительным актом, который прочла вся Россия, в том числе и наследник престола, будущий император Александр П, положивший конец рабству. М. Зощенко объяснял болезненными детскими впечатлениями странные судьбы и сложные характеры Э. По, О. де Бальзака, Н. Гоголя, М. Салтыкова-Щедрина, Ф. Достоевского.

Светлана Л. всегда отказывалась от путевок в санаторий или дом отдыха: казенное заведение для нее все равно что больница, а больница все равно что тюрьма; ее отдавали в так называемый круглосуточный детсад, от которого запомнилось ощущение скованности, принудительности и безнадежной тоски по дому; она всю жизнь ненавидела даже голубой цвет, в который были выкрашены стены этого казенного заведения.

Погружение в глубокий гипноз, свидетельствуют психоаналитики, обнаруживает корни психических аномалий в самом раннем младенчестве. Оказывается, характер человека, его комплексы, фобии, пристрастия формируются в буквальном смысле у материнской груди: если младенец с молоком матери впитывает любовь и нежность, то научается позитивному, радо­стному восприятию окружающего мира, он открыт и доверчив. Канадские ученые недавно сделали еще одно открытие: дети, вскормленные естественным способом, по интеллекту, в соответствии с пресловутым IQ, значительно превосходят «искусственников»; может быть, дело не столько в качестве заменителей, сколько в ощущении тепла, ласки и защищенности, испытываемом ребенком на руках матери при кормлении грудью. Наблюдения показывают: поздние дети особенно талантливы, вероятно потому, что долгожданны и чрезвычайно желанны.

Жестокие мужчины, унижающие и избивающие жен, как правило, не могут избавиться от образа злобной, авторитарной матери, а ревнивцы получаются из детей, выросших в атмосфере семейной лжи и лицемерия. Мизантропы, пессимисты, ненавистники, садисты, серийные убийцы, как выясняется, просто мстители за свою нежеланность, равнодушие, раздражение родителей или окружающих. Характерен миф, связанный с судьбой Соломонии Сабуровой, несчастной жены Василия Ш, заточенной в Суздальский Покровский монастырь якобы по причине бесплодия: легенда говорит, что в момент пострига она была беременна, в положенное время родила, ребенка отобрали и отдали на воспитание чужим людям; из него- то и вырос знаменитый Кудеяр, атаман разбойников.

Бывает, родительские амбиции вынуждают детей чрезмерно напрягаться, чтобы соответствовать слишком высоким ожиданиям. Н. Амосов рассказывает о переутомлении и нервном срыве, постигшем его

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату