Жеребкинс хорошо понимал, что болтал о чертеже копытами, для того чтобы отвлечься от происходящего.
Он часто помогал Элфи во время кризиса, но в другой форме. Он редко сам бывал в поле боя, будучи свидетелем такого кризиса. Видеожурнал не улавливает всех эмоций, — думал он. Я даже внешне очень испуган, но нет шлема с камерой, чтобы передать это.
Жеребкинса пугало, что кому-то удалось взломать его космический зонд и перепрограммировать аморфоботов. Его пугало, что эту персону совсем не заботит жизнь — волшебного существа, человека или животного. И его ужасно пугало что, Элфи, боги упаси, может быть ранена или еще хуже, и тогда, ему и этому глупо улыбающемуся альтер эго Фаула нужно предупредить Гавань, и у него не было идеи, как сделать это, если конечно таланты хама и быстрого управления V-клавиатурой как-то ему не помогут.
Артемис бы знал, что делать, но сейчас Артемиса видимо не было дома.
Жеребкинс вдруг осознал что нынешняя ситуация довольно близка к его худшим ночным кошмарам, особенно если это привело к тому что Кобылина побреет его.
Самообладание было очень важно для Жеребкинса, а сейчас он застрял на леднике с больным человеком и наблюдал за тем, как их единственная надежда на спасение борется в подземной реке.
Его наихудший ночной кошмар вдруг отошел на второй план, когда лед целиком поглотил спасательную капсулу, в которой находилась Элфи. Отломанные глыбы быстро заполнили дыру и до того как Жеребкинс смог ахнуть в шоке, все стало так, будто судна никогда и не было.
Жеребкинс опустился на передние колени.
— Элфи! — отчаянно звал он, — Элфи!
Орион был не менее расстроен.
— Ох, капитан Малой. Я так много хотел сказать тебе о чувствах, Артемиса и моих. Ты так молода, и тебе еще столько предстоит сделать.
Слезы обильно катились по его щекам.
— О, Артемис, бедный глупый Артемис. У тебя было так много, а ты этого не понимал.
Жеребкинс был опустошен внезапным, мучительный горем. Элфи не стало. Их последнего шанса предупредить Гавань. Как он мог надеяться на успех с помощью мечтательного вершка, который начинал свое каждое второе предложение со слова «Ох»?..
— Заткнись, Орион! Закрой рот. Ее нет. По-настоящему.
Лед был жестким под коленями Жеребкинса, и это делало ситуацию еще более отчаянной.
— У меня нет большого опыта с реальностью, — признал Орион, упав рядом с Жеребкинсом, — или чувствами, которые переносят в мире. Но, думая, мне сейчас очень грустно. И одиноко. Мы потеряли друга.
Это были слова от чистого сердца, и Жеребкинс почувствовал взаимность.
— Ладно. Это не твоя вина. Мы оба потеряли кого-то особенного.
Орион шмыгнул.
— Ладно. И так, благородный кентавр, может, ты позволишь мне поехать в деревню на твоей спине. Я смогу заработать пару пенни своими стихами, пока ты будешь строить нам хижину и выполнять цирковые трюки для прохожих.
Это было столь удивительное заявление, что Жеребкинс кратко рассмотрел идею прыжка в отверстие, чтобы смыться.
— Это не Средиземье, ты знаешь. Мы не в сказке. Я не благородный и у меня нет в репертуаре цирковых трюков.
Орион казался разочарованным.
— Может, хотя бы жонглировать умеешь?
Тупости Ориона было достаточно, чтобы встряхнуть Жеребкинса от горя.
Он вскочил и начал ходить вокруг Ориона.
— Что ты такое? Кто ты такой? Я думал ты разделяешь воспоминания Артемиса. Как можно быть таким тупым?
Орион был спокоен.
— Я разделяю все. Воспоминания и фильмы одинаково реальны для меня. Ты, Питер Пен, Лохнесское чудовище, я. Это все реально, наверное.
Жеребкинс потер лоб.
— Мы в огромной беде. Боги, помогите нам.
Орион оживился.
— У меня есть идея.
— Да? — сказал Жеребкинс, посмев надеяться, что осталась еще искра Артемиса.
— Почему бы нам не поискать камень, исполняющий желания? Или, если не сработает, ты можешь поискать на моем голом теле какую-нибудь таинственную родинку, которая означает что я на самом деле принц чего-нибудь.
— Хорошо, — вздохнул Жеребкинс, — почему бы тебе не заняться волшебными камнями, а я пока поскребу магические руны на снегу.
Орион хлопнул в ладоши.
— Отличная мысль, благородное существо.
И он начал опрокидывать камни, чтобы увидеть какой-либо волшебный.
«Комплекс прогрессирует», — понял Жеребкинс. «У него не было этого пунктика только минуту назад. Чем более отчаянной становится ситуация, тем дальше от реальности он оказывается.
«Если мы не вернем Артемиса в скором времени, он исчезнет навсегда».
— Я нашел один! — вдруг крикнул Орион, — Волшебный камень!
Он наклонился, чтобы рассмотреть свое открытие.
— Нет. Подожди. Это какой-то моллюск, — он виновато улыбнулся, — я видел, как он бежал вот и решил…
Жеребкинс думал о том, о чем он даже не думал, что когда-либо будет думать.
«Я бы предпочел быть с Мульчем Рытвингом».
Эта идея заставила его содрогнуться.
Орион громко вскрикнул и отбежал назад.
— Я нашел его. На этот раз, действительно. Смотри Жеребкинс. Смотри!
Жеребкинс посмотрел и вопреки себе был удивлен увидев, что камень, кажется, действительно танцует.
— Это невозможно, — сказал он, интересуясь: неужели он втянул меня в свой бред?
Орион торжествовал.
— Все по-настоящему.
Камень сделал сальто высоко в воздухе и покатился по замерзшему озеру. Там где это произошло, черный корпус спасательной капсулы пробил лед. Он поднимался, гул двигателей возрастал, и заставлял пласты льда сыпаться на куски от вибрации.
Несколько секунд ушло у Жеребкинса, чтобы понять, что происходит, но потом он тоже восторжествовал.
— Элфи! — крикнул он, — ты сделала это! Ты не оставила нас.
Спасательная капсула вырвалась на поверхность и опрокинулась на бок. Крышка иллюминатора была открыта, и лицо Элфи появилось в кадре. Она была бледна, и десятком мелких порезов лилась кровь, но взгляд у нее был ясный и решительный.
— Топливный блок разрушается, — объяснила она нарастающий шум двигателя, — залезайте внутрь оба и пристегивайтесь. Мы должны поймать это огнедышащее чудовище.
Это был простой приказ и Жеребкинс и Орион могли повиноваться без существенных конфликтов.
«Элфи жива», — думал Жеребкинс.
«Моя принцесса в порядке», — ликовал Орион. «И мы гонимся за драконом».
— Жеребкинс, — позвал он кентавра, — я действительно думаю, что мы все же должны найти мое таинственно родимое пятно. Драконы любят такие вещи.