Нестройную толпу – несколько сотен человек – возглавлял некто в черном плаще с нашитым на груди белым крестом. Я узнал в нем одного из двух архиэкстрасенсов, споривших вчера по поводу крестового похода на Центральный Рынок. За ним несли огромный, сколоченный из двух плохо обтесаных бревен крест. Люди, составлявшие медленно двигавшуюся толпу, были в разношерстной одежде, но у каждого на груди был нашит такой же крест, как у предводителя. Они шли в молчании, лишь иногда останавливаясь и хором выкрикивая короткое слово. Я не сразу понял, что они кричат. Лишь когда толпа почти поравнялась со мной, я расслышал:
– Воскрес!
– Кто воскрес? – машинально спросил я. Голос за моей спиной ответил:
– Распятый.
Я резко обернулся и облегченно вздохнул:
– Ты? – это был бродяга.
– Пойдем скорее, – он схватил меня за руку и потащил назад к мосту. – Встань за дерево, чтобы тебя не видели.
– А что случилось? – спросил я, ничего не поняв, но подчинившись.
– То и случилось, не видишь разве?
– Что – не вижу?
– Крестовый поход. Иными словами, новая резня.
– А кто воскрес? – спросил я.
Бродяга усмехнулся:
– Они вчера решили окрестить всех, прежде чем выступят на Центральный Рынок. А чтобы крестились охотнее, кого-то распяли на площади. На том самом кресте, который ты только что видел. Сегодня все только и говорят о том, что распятый воскрес.
– А что там делает архиэкстрасенс? – спросил я.
– Он теперь не экстрасенс, – торжественно сказал бродяга. – Он теперь папа римский.
– А второй где?
Бродяга покачал головой.
– Боюсь, что уже нигде. Иначе он тоже шел бы с толпой... – Ну вот, – сказал он с некоторым облегчением. – Кажется, они прошли.
– А почему мы должны были прятаться? – спросил я. – И откуда ты взялся?
Он снова выглянул из-за дерева и посмотрел вслед крестоносцам.
– Просто шел за ними, хотел понаблюдать, – сказал он. – Так, из чистого любопытства. Хотел определить, действительно ли я сумасшедший, а они – нормальные.
– И что же? – спросил я. – Определил?
Бродяга невесело засмеялся:
– Во всяком случае, мы с ними разные, это точно. Если они нормальны, то я, действительно, сумасшедший.
– Ты не ответил на вопрос.
– То есть?
– Зачем нам прятаться.
– Как это – зачем? – он удивленно посмотрел на меня. – Разве у тебя на одежде нашит крест?
– Ты же видишь, что нет.
– Может быть, ты хотел бы его нашить?
– Не знаю, – сказал я. – Думаю, что нет.
– Следовательно, для них ты – чужой. А как поступают с чужими, мой юный друг?
Я неопределенно качнул головой. Это я понимал прекрасно.
– Вот тебе и ответ... Ты куда-то собрался?
– Никуда, – ответил я. – Надоело сидеть дома. Хотел прогуляться до площади и обратно.
– До площади? – он немного подумал. – Что ж, это нехудший вариант. Если не возражаешь, я составлю тебе компанию.
14
Когда мы с бродягой добрались до площади, она была пуста. На месте резиденции архиэкстрасенсов красовалась хаотичная груда камней – все, что осталось от двухэтажного здания.
– Ну вот, – бродяга тяжело вздохнул, провел рукой по лицу. – Они здесь уже побывали.
– Кто? – спросил я, не отрывая взгляда от нелепо торчащего посреди каменных обломков обгоревшего остова дверей. На его перекладине покачивался повешенный.
– Крестоносцы, – ответил бродяга. – Кстати, тебя интересовало, где второй архиэкстрасенс? Вот он, полюбуйся. – он указал на повешенного. – Видимо, первый расторопнее... Ладно, пойдем.
– Куда?
– Туда, – он указал на развалины. – Сегодня они уже не вернутся. Во всяком случае, я очень на это надеюсь. Так что здесь – самое безопасное место в городе. По крайней мере, на ближайшие несколько часов.
– Ты уверен?
– Конечно, – по его лицу скользнула не то гримаса, не то улыбка. – Им сейчас хватит дел в других районах.
Мы подошли к развалинам, отыскали уголок, более других защищенный от ветра. Бродяга, в который раз, повторил излюбленную свою фразу:
– Свалка, малыш. Все это – свалка.
Тогда я спросил его о том, что не давало мне покоя все время, с момента нашего прошлого разговора.
– Послушай, – сказал я. – Я вот чего понять не могу. Вот ты говорил вчера: свалка, дом... Это я, кажется, понял. Я только не могу понять, кто же нас с тобой выбросил из дома? Кто нас отправил на свалку? Выходит, кто-то лучше, а кто-то хуже? Кто-то живет в доме, кто-то подыхает на свалке, так?
Бродяга устало взмахнул рукой.
– Все у тебя просто, – сказал он. – Выбросили, отправили на свалку... Да никто нас не выбрасывал. Мы сами себя выбросили. Понимаешь? Мы – вчерашний день. Разве кто-то выбрасывает вчерашний день? Разве не сам он уходит?
– И что же? – спросил я. – Что же с нами будет? За нами никто не придет?
– Ты можешь прийти во вчерашний день? – тихо спросил он. – Ты можешь разглядеть его?
Я непонимающе посмотрел на него.
– Разве можно вернуться во вчерашний день? – спросил он еле слышно. – Разве вчерашний день существует?
– Не знаю. – ответил я. – Не представляю. Так что же теперь с нами будет? Даже ты этого не знаешь?
Бродяга невесело улыбнулся.
– Боюсь, что это я как раз знаю. Плохо будет, очень плохо... Понимаешь, – сказал он, – меня не оставляет мысль, что все дело в словах.
– Не знаю, – сказал я. – Вряд ли.
Бродяга скосил глаза вправо, туда, где ветер трепал ободранную мантию повешенного.
– Ну, хорошо, попробую пояснить, – сказал бродяга. – Я тебе уже рассказал, что происходило после решения о крестовом походе? Ну-ка, повтори.
Я помрачнел. Мне хотелось просто сидеть в этой груде камней. Как ни странно, но здесь было довольно уютно – ветер не продувал, остаток козырька над нами укрыл бы от дождя, в случае, если бы дождь пошел.
– Что молчишь? – тон бродяги стал требовательнее. – Думай, черт тебя побери!
– Решили перебить язычников, – неохотно сказал я. – По-старому – экстрасенсов.
– Дальше.
– Устроили крещение.
– Дальше.
