улов каждый вечер. Ты никогда не слышала? Не удивительно, это наш заповедник. Традиционное место отдыха германской аристократии.
«Он такой славный. Он старается так много мне дать. Конечно, Берлин – очень интересный город. И все, что Хельмут описал, – яхта, озеро, свой дом, Потсдам, опера, – звучит так заманчиво. А это место… Как его? Зюльт. Тихий респектабельный курорт на Северном море. Не жарко, длинные песчаные пляжи, дюны, мало людей, хорошая еда. Нет, все-таки, что ни говори, Хельмут умеет выбирать самое лучшее и знает, как делать подарки».
– Mein Schatz, ich freue mich darauf[5]. Я съезжу повидать Бориса, мы все вместе порадуемся Лонг-Айленду, но я обещаю непрерывно по тебе скучать, и ровно через две недели ты встретишь меня в Берлине. Договорились?
Часть третья
Берлин и за гранью
Глава 1
Просторное и прекрасное Ванзее, усыпанное парусниками. Утро выдалось тихое и солнечное, с каждой минутой солнце припекало все сильнее, обещая жаркий день позднего лета. Анна сидела на пирсе яхт-клуба, спустив ноги в воду, и заканчивала срочный документ на своем ноутбуке. Работа в самых неудобных обстоятельствах и в неурочные часы была оборотной стороной ее образа жизни, свободы ездить на отдых когда заблагорассудится. И в Вэйле, и на Тенерифе, и на Лонг-Айленде приходилось открывать компьютер. Анна научилась это делать легко и, случалось, участвовала в конференц-коллах, сидя на подъемнике.
В это утро она выскользнула из дома Хельмута, когда тот еще спал. Искупавшись, почувствовала бодрость и свежесть в теле, пригубила кофе, закурила сигарету и принялась за работу. Надо было закончить, пока Хельмут не проснулся, чтобы никому не портить день и к его пробуждению накрыть завтрак в саду.
Дом Хельмута очаровал Анну сразу. Простой и солидный, как сам Хельмут. Раскидистый сад обнесен зеленым штакетником, калитка, конечно же, всегда на замке. Белые стены дома, как водится, местами увиты плющом, особенно терраса. Кусты и клумбы вокруг естественны и продуманно небрежны. Среди них прячутся темно-серые скульптуры японских ниндзя. Все изящно и мастерски сделано, но никакой показухи. Сам дом просторен: большая гостиная, на первый взгляд современно-конструктивистская, но с вкраплениями антиквариата открывалась в зимний сад, служивший парадной столовой, где приковывал к себе взгляд стол бидермайер. С другой стороны к гостиной примыкала музыкальная комната, слегка сумеречная, с кабинетным роялем. Наверху имелись две спальни, огромная гардеробная и ванная с окном. Никакой тесноты, современно, но с налетом патины. Прекрасный вкус. Простор в совокупности с продуманным смешением стилей делали дом одновременно уютным и роскошным. Кухня, напичканная всевозможным современным оборудованием, и свежевымытый «мерседес» на гравиевой дорожке перед автоматическими воротами с камерами слежения дополняли это пугающее совершенство. «Вот мой большой дом для моей маленькой хозяйки», – сказал Хельмут. Не оригинально, но очень типично для Хельмута.
Они начали тур по Берлину с традиционных мест. Все названия были легендарными: Бранденбургские ворота, Парижская площадь, Унтер-ден-Линден, Фридрихштрассе. Казалось, что вот сейчас из дверей «Адлона Кемпински» выйдет Марлен Дитрих. Или Айседора Дункан.
Анна сидела с бокалом шампанского на открытой террасе «Адлона», устланной красным ковром, и смотрела на Бранденбургские ворота. Воздух Берлина был особенным. Воздух свободы. Анна чувствовала связь с этим городом, который открылся ей полностью. Хельмут рассказывал об истории Бранденбургских ворот, о квадриге лошадей, парящей над ними в память о вошедшем в город Наполеоне, о доме слева, в котором жил знаменитый архитектор Либерман, прославившийся не только своими зданиями, но и словами: «Как войдете в город, мой дом первый слева», ибо в то время город кончался за Бранденбургскими воротами.
Парижская площадь перед воротами была полна артефактов времен Берлинской стены – Mauer, включая советский танк посреди площади. Анна ощущала боль, представляя себе это чудо архитектуры – Brandenburger Tor, почти полностью загороженное стеной с колючей проволокой, и Парижскую площадь, изуродованную бетонными надолбами. Солдаты СССР и ГДР с автоматами несли службу у стены с тем, чтобы, не дай бог, кто-то из восточных немцев не сбежал из социалистического рая, в котором без автоматов людей удержать было невозможно. Она думала о том, что чувствовали немцы, смотря на эту квадригу за стеной, скрывающей ворота, ведущие в цивилизацию. Слова американского президента Рейгана: «Мистер Горбачев, снесите эту стену!» пульсировали в мозгу.
Нация смогла выжить, объединиться, но самое удивительное – простить русским те десятилетия. Эти люди жили не обидами прошлых лет, а радовались свободе, за которую заплатили такую большую цену. А она сама? Обычная советская девочка, хоть и родившаяся в «доме со львами», но выросшая в рабочем районе «Волхонка – ЗИЛ», среди безликих хрущоб. Ее отец в восемнадцать штурмовал рейхстаг, а потом всю жизнь размещал ракеты с ядерными боеголовками по СССР и странам-«сателлитам». А сейчас эта девочка, которая из-за засекреченного отца даже мечтать не могла увидеть свободный мир, пьет шампанское на террасе «Адлона Кемпински» после двух недель на Лонг-Айленде и планирует с немецким бойфрендом зимнее катание либо в Шамони, либо в Церматте.
Ей хотелось плакать, благодарить бога, а заодно и Горбачева, снесшего стену, родителей и предков, которые наделили ее таким вкусом к свободе.
Солнце садилось, стало холодать. Хельмут повел ее поужинать на площадь Gendarmenmarkt в знаковый ресторан Lutter und Wegner с классической немецкой кухней и традиционным амбьянсом. Под холодный эльзасский рислинг они наслаждались свежим салатом с лисичками и форелью на пару. Потом прошлись по Унтер-ден-Линден, вновь и вновь восхищаясь импозантной, имперской неоклассической архитектурой, зданием оперы, университета, посольств.
– К нам сейчас подъедут Инесса с Томасом.
– Томас – ее бойфренд?
– Что-то в этом роде, компаньон, скажем. Им не терпится с тобой познакомиться. Я уже говорил, что это моя семья. Не удивляйся, кстати, если Инесса упомянет развод, это у нее сейчас на уме.
– Развод с Герхардом? С его-то деньгами?
– Не надо сарказма, Инесса тебе понравится. Она очень интеллигентна. Женщина с классом. Одевается только в черное или белое, все покупает только от Jil Sander, у нее обширные интересы – политика, философия… Знаешь, она дважды в месяц устраивает философские вечера, приглашает домой философов, они ведут дискуссии.
Все встретились в кафе в Кройцберге – этническом грязноватом районе восточной части Берлина, в котором, однако, уже проглядывали черты прикольного богемного уголка. Инесса – высокая худощавая женщина, явно старше Хельмута, была одета в джинсы с черным байкерским с металлическими клепками ремнем. Куча цепочек на шее и браслетов на худых морщинистых запястьях. Черные мокасины и большая модная сумка-авоська Jil Sander через плечо. Крашеные, почти белые длинные волосы по моде семидесятых и удивленно-наивное выражение глаз, выработанное на всю жизнь примерно в тот же период. Все заказали кофе и напитки.
– Я не употребляю алкоголь, а уж по вечерам тем более. Только кофе круглыми сутками. Это тоже, конечно, вредно, но что делать? Ты не хочешь бросить курить?
– Очень красивая сумка. Удобная и очень модная.
– Я не обращаю внимание на моду. Как ты можешь ходить на таких каблуках?
– Ты права, я думала, раз мы идем в ресторан… Конечно, для прогулки по Берлину могла бы одеться и попроще. Чувствую себя чересчур разряженной для встречи с друзьями в кафе.
– Думаю, что ты в принципе для Берлина чересчур разодета. Это не Лондон.
Последнюю фразу бросил Томас. Может, он хотел сделать комплимент, просто неловко выразился.
