правительство провоцирует волнения, но доказать это пока было нечем. Министр обороны дал ему все, что нужно, — дату и пять драгоценных месяцев. Он помешает осуществлению любых заранее подготовленных планов и придаст этим планам широкую гласность. Июнь — месяц сбора урожая: зерно запечатывают в подземных складах и дощатых амбарах; рекой льется пиво; под тростниковыми навесами громоздятся горы простой и крапчатой тыквы, жиреет скот… Традиционный месяц столкновений между зулусскими племенами. Но зулусов нужно предупредить о подстерегающей их опасности.
Через три недели он будет женат, и к тому времени, когда он в апреле возвратится вместе с Линдой, будет уже ясно, как идут дела. К тому времени будет пересмотрено дело Коко, которое, как полагал Том, заставит Мэтью Хемпа убраться из округа. Это послужит лучшим средством успокоения и умиротворения жителей долины среднего течения Тугелы, где волнения и недовольство приобрели особую остроту. И чтобы руки его были совершенно развязаны, когда приблизится зловещая дата, он еще тверже, чем раньше, решил выйти в отставку.
В тот вечер предстоял ежегодный бал в честь спортивных игр; этот бал всегда являлся самым выдающимся событием в общественной жизни Конистона. Отправляясь туда, Том перед уходом заглянул в ящик стола, чтобы достать свое прошение об отставке. Он положил его поверх всех бумаг, но теперь его там не было. Он перерыл все свои письма, а затем сел и стал напряженно думать. Из-за двери, ведущей в спальню, до него доносился шелест юбок Линды и Оумы. Он тихо запер стол, почти радуясь тому, что ему помешали принять решение сейчас же. Позднее он спросит Линду о пропавшем прошении; но сегодня вечером они будут счастливы. И вдруг он увидел свое письмо, оно было вложено в книгу, которую она читала. Книга оказалась «Ярмаркой тщеславия». Он понял, что произошло, представил себе, как она одна боролась с одолевавшими ее сомнениями и одиночеством. Как она вертела в руках его прошение и, конечно, была совершенно сбита с толку: мужчина складывает оружие как раз в тот момент, когда на тропу выходит извечный враг и когда острый слух уже улавливает в ночной тьме чужое дыхание. Что нашла она в этой книге? Еще одну одинокую душу в холодном, бессердечном мире, который создали себе англичане? Думать о счастье, когда между ними осталось так много недоговоренного и неясного! Счастье — только мечта, только мираж, который одна их любовь может превратить в действительность. Он должен стоять на этом и не терять ее снова. Он вспомнил, как она уезжала со своим отцом и оомом Стоффелем весной, когда зеленела степь; она сидела в фургоне, болтая босыми ногами, а платье, из которого она выросла, облегало ее округлые формы. Она поцеловала его на прощанье. Ему было тогда всего шестнадцать лет, и он вернулся на ферму де Ветов и плакал там, прячась от Оумы и ее мужа Кристиана. Ее отец, Дауид, был золотобородым геркулесом с медлительной речью, и пролитая им кровь не давала ей покоя.
Том встал и прошел в переднюю. В замке обитого железом матросского сундука, который стоял у задней стены, торчал ключ. Он намеревался хранить там винтовки, пока не решит, что с ними делать. Тяжким грузом лежали они на его совести, и было бы безрассудством в суматохе отъезда оставить замок незапертым. Он приподнял крышку и заглянул внутрь. Винтовок в сундуке не было. Том пытался припомнить, куда он их дел, но только лишний раз убедился, что оставил их именно здесь.
— Черт побери! — пробормотал он.
Если винтовки снова украдены — значит, на нем лежит двойная вина, кроме того, теперь серьезное подозрение падает на Мбазо. Он бесшумно подошел к двери и заглянул в кухню. Зулус стоял к нему спиной и тихо напевал, делая что-то у стола. Том вошел.
— Мбазо, ты не видел винтовок, которые были у меня в сундуке.
— Я спрятал их, — избегая взгляда Тома, ответил молодой зулус, вид у него был озабоченный.
Он наклонился и вытащил четыре винтовки из-под плиты. Они были обернуты в ту же промасленную дерюгу и так же связаны, как прежде.
«Боже мой! — подумал Том. — Неужели этот человек так невероятно честен?»
— Хорошо, положи их обратно, — сказал он громко и повернулся, чтобы выйти из кухни.
— Инкосана! — позвал зулус.
— Что тебе?
— Отдай эти винтовки.
— Почему? В чем дело?
— Коломб говорил со мной. Он сказал: позаботься о них. А теперь, если они пропадут, ты будешь винить меня, инкосана.
— Предоставь это мне, Мбазо.
Войдя в переднюю, он глубоко вздохнул и направился в комнату. Он невольно вздрогнул, когда из спальни вышла Линда. На ней было черное платье из тафты, туго затянутое в талии, с пышной юбкой. Щеки ее горели, но, когда она подошла к нему, во взгляде ее мелькнула тревога.
— Том, в чем я провинилась?
— А что?
— Ты так странно смотришь на меня.
Он не спеша положил книгу, которую все время держал в руках, и взял обе ее руки в свои.
— Я смотрю на чудо. Каждый раз, когда я вижу тебя, ты мне кажешься новой и все более удивительной. Не странно ли это?
Она глядела на него, улыбаясь.
— О, ты говоришь, как настоящий английский лорд. Не знаю, как мне называть тебя… Лорд Том… Это что-то не очень хорошо звучит.
— Нет, замечательно. Лорд Том из Парадиза. Завтра я пошлю чек премьер-министру и попрошу его прислать мои ордена и звезду.
— И что ты будешь делать с ними?
— Повешу их на шею. Как говорит старый Уилер, кузнец: «Обезьяне к лицу побрякушки».
Она поцеловала его и сказала:
— Я думаю, Оума права: ты не настоящий англичанин. В тебе есть что-то другое, и вот за это другое, не считая всего остального, я и люблю тебя, Том.
Оркестр играл «Боже, храни короля». Все неуклюже застыли с серьезными лицами, словно стараясь произвести благоприятное впечатление. Три молодых бура в черных воскресных костюмах стыдливо уставились в пол. Затем заиграли вальс, и полковник Эльтон пригласил родственницу Тома, миссис Эмму Мимприсс, которая была одета в элегантное шелковое платье золотистого цвета и несла свой шлейф, как герцогиня, оказывающая честь беднякам. Мел, которым был густо усыпан наспех сколоченный из досок пол — иначе на нем невозможно было бы танцевать, — вскоре уже летал в воздухе, когда пары закружились и поплыли по залу. Золотые, красные, белые и синие флаги лениво хлопали по стенам, как паруса корабля. На фоне медных басов оркестра выделялись журчащие и щебечущие голоса. Двигались по полу стулья, сходились и расходились группы людей. Линда не танцевала. Взяв Тома под руку, она смеялась лукавым шуткам, отпускаемым в ее честь на африкаанс. Тимми Малкэй, надсмотрщик с фермы, одетый в синий плисовый костюм, прислонившись к стене и не сводя с Линды глаз, мечтал о каком-нибудь невероятном подвиге, который помог бы ему завоевать ее вечную признательность. У него не было вечернего костюма, поэтому он не мог танцевать, но ему было достаточно присутствовать в зале в качестве распорядителя. Том повсюду искал глазами Маргарет. С тех пор как он вернулся из Питермарицбурга, он видел ее только один
Капитан Клайв Эльтон отозвал Тома в сторону и сказал ему, что располагает интересными и достоверными сведениями.
— В чем дело? Вид у тебя довольный, — сказал Том.
— Воздушный шар взовьется примерно в июне.
— А кто же пустит его?
— Не задавай глупых вопросов, Том. Никогда не мешает быть начеку. Через пять месяцев волнения зулусов достигнут высшей точки. Тогда или никогда.
