- Нет. Я поняла.
- Я в стороне, сударыня, от последствий этого бабьего заговора по одной лишь причине: у меня есть добрый друг. Граф Разумовский. А теперь скажите, вам не показалось ли странным столь неожиданное освобождение? Конечно же. Так вот, благодарите Алексея Григорьевича Разумовского, это добрейший человек. Полковник Вельяминов - небольшая птица и хлопотать за него, да и за всех вас, я смог безбоязненно. Ежели я попрошу, сударыня, граф Разумовский возьмет вас под особое покровительство, и даже Ушаков до вас не доберется. Хотя сделаю вам признание от сердца: кредит мой у Ее Величества ныне не велик. Мне нужны друзья и помощники. Вы ведь знакомы с графом Прокудиным, сотрудником моей коллегии? Так вот, брат ваш первый заподозрил, что у того – осиное гнездо. А вы потом ему сие подтвердили. Открою вам еще тайну, коли уж я сегодня столь откровенен: один из доносчиков на Лопухину - ее верный воздыхатель – юный Фалькенберг.
- Не может быть! – изумилась Наталья. – Мой дядя считал его своим главным соперником!
- Нашел ваш дядюшка о ком сохнуть! Нет, нет, сударыня, Фалькенберг – тонкая штучка. Зачем, подумайте, он зачастил в дом Прокудина? Почему у Прокудина снимает флигель французский священник? Александр Алексеевич догадывался, что все они связаны с Лестоком, а может и напрямую с Версалем, и нынешние события подтвердили сию догадку, но у меня нет на руках неопровержимых доказательств. Саша был бы сейчас незаменим. Но он исчез из столицы. И слава Богу! А вам уже известно кое-что, вы подслушали разговор Прокудина с милым немцем. Кроме того, Андрей Иванович Ушаков – на редкость проницательный человек. Если он сам настаивал, чтобы вы поступили на службу в его Тайную канцелярию, значит, знал, что делает.
- Но вы, ваше сиятельство, откуда...
- Не спрашивайте. У стен есть уши, и подслушать можно, при большом желании, даже секретный допрос, производимый начальником Тайной канцелярии. Кстати, опасайтесь Шешковского, того, кто присутствовал нынче при допросе вашем. С виду он тихий и неприметный, и даже по-своему искренне богомольный, но он – верный пес Ушакова, его доверенное лицо – об этом мало кто знает. Очень проницателен и хитер. Но Бог с ними... Я возвращаюсь к своему предложению.
- Значит, я должна…
- Завершить то, что начал ваш брат. Думаю, вы все же не против, чтобы отец вашей ближайшей подруги, если он и впрямь продает секреты нашей коллегии за французское золото, понес равное вине наказание? Нет, Прокудина мы возьмем на себя. Ваше дело – Фалькенберг.
- Выбора у меня, конечно, нет...
- У вас есть выбор, сударыня. Служить Ушакову, а, может быть, и Лестоку, или – служить Бестужеву.
- Есть и третье, - усмехнулась Наталья. – Крепость… дыба…
- Ежели вы решите, что это достойнейший выход, смогу с вами только согласиться. Но рассчитайте ваши силы, Наталья Алексеевна. Очень многие горько раскаивались в самонадеянности.
Наталья долго молчала. Бестужев видел, что она на грани срыва, ему было жаль ее, но жесткий расчетливый политик подавлял в нем в эту минуту обыкновенного человека.
- Но что я могу сделать? – тихо спросила, наконец, Наталья. – Мне невыносимо даже думать о том, чтобы отправить человека в крепость... может быть, на дыбу, кем бы он ни был.
- Достойное чувство. Брат ваш не так чувствителен... Поверите ли, сударыня, я вижу сердце ваше. Юная девушка, благородной семьи, богобоязненная – вам должна быть противна единая мысль о тех способах, к коим порой приходится прибегать нам, служителям государства Российского, дабы обнаружить и безвредными соделать врагов государевых, не вымышленных, - уразумейте! – истинных! Однако же мы не в Раю, на грешной земле живем. И пока зло существует, и замыслы преступные в людях рождаются, как быть-то нам? Вот то-то. И испокон так ведется, и во всех странах заграничных, где вор – там и кат. А распусти сейчас Государыня Тайную-то канцелярию да прогони Бестужева со всеми агентами его, что станется? На злодеев всех мастей управы не найдется. Ну да полно. Чувствительность проходит быстро, когда до близких сердцу нашему дело касаемо. И честь забывается, и благородство и прочие новомодные добродетели… Однако, быть может, это и не про вас. И все ж-таки забыли вы, Наталья Алексеевна, что подруга ваша, Надежда Прокудина – беззащитная девушка, коей, возможно, в скором времени, никто уже не сможет помочь. Зачем отец Франциск таскает так упорно Фалькенберга к Прокудиным, подумайте? У меня есть определенные предположения. Дело в Надежде Кирилловне.
- Вы хотите сказать, что... Иоганн Фалькенберг неравнодушен к Надин?
- Нет, неравнодушен он к вам. Кстати, сие есть одна из причин, почему брат ваш решил поскорее с ним разобраться. Сердечные причины порой замечательно двигают дело, но они же бывают страшной помехой...
- Фалькенберг? – Наталья вспомнила подслушанный разговор в Надином доме, где она впервые услышала из уст Прокудина, что немец Иоганн в нее влюблен. Она потом вспоминала все свои нечастые встречи с ним в обществе, все мелочи, которые, пожалуй, подтверждали правоту Прокудина... Но… Саша знал еще раньше? Он оказался наблюдательней ее? И тут девушка покраснела вдруг от пронзительной мысли, вскочила с места.
- Так вот вы о чем, господин граф?! Вы хотите, чтобы я заставила Фалькенберга, пользуясь его склонностью ко мне, совсем потерять голову и выдать свои секреты? Это уж... просто подло, простите, ваше сиятельство.
Бестужев весьма непочтительно удержал ее за рукав.
- Но ведь я не говорил ничего подобного! – закричал он в ответ, не упомянув, правда, что о подобном он думал. Но Наталья так и парировала:
- Не говорили, так думали! Отпустите меня, и зовите хоть сейчас генерала Ушакова, лучше тюрьма, чем грязные интриги!
- Успокойтесь, успокойтесь... Хорошо, закончим на сем наш разговор. Ушакова нам не нужно, а граф Разумовский все-таки позаботится о вас, как я и обещал... Совет, однако, и просьбицу не соизволите выслушать?
- Да, - Наталья понемногу успокаивалась, переводя дыхание.
