бумаги!
- У игумена Ионы, - прошептала Надежда.
- Что?!
- Ты же знаешь, что отец Иона – мой духовник. Когда на днях я посылала Дашеньку передать от меня пожертвование на монастырь, я отдала ей также и сверток, где были бумаги... с письмом от меня.
- И ты не побоялась, что это может повредить отцу игумену?!
- Нет, не побоялась! Никому и в голову бы не пришло искать их у него.
- А если бы Дарья твоя проболталась?
- Она не болтает о моих делах. К тому же она ничего не понимала в данном ей поручении.
- Ну что ж... О Боже! Что за крики, Надя?!
Девушки выбежали из комнаты, спустились по лестнице...
Дальнейшее Павлу было известно. Он слушал Наталью, не проронив ни звука, а когда она закончила, неожиданно опустился перед ней на колено и поцеловал ее руку.
- Простите меня! – сказал с чувством. – Простите, я обидел вас...
- Нет, я не в обиде, - грустно проговорила девушка. – Просто я запуталась... Не знаю, что мне делать...
- А делать что-либо теперь предоставьте мне, - быстро проговорил Павел, энергично поднимаясь с колен. – Начинается мужская игра. Поезжайте в свое Горелово, а я заберу у отца Ионы бумаги и отвезу их графу Бестужеву... Если, конечно, вы мне доверяете.
- Доверяю! – Наталья просияла. – Но... вы ничем не рискуете?
- Чем же это? Нет, конечно. Тогда как вам в столицу возвращаться ну никак нельзя, вы уж мне поверьте! Стало быть, сейчас мы расстанемся. Я с Елисеем и барышней Прокудиной отправлюсь в монастырь, а вы – в свое родовое гнездо. На Сеньку вашего можно положиться? Доберетесь вдвоем? Проводил бы я вас, да время не ждет!
- На Сеньку – вполне можно. Ах, Павел Дмитриевич, как же я вам благодарна! – Наталья хотела еще что-то сказать, но запуталась в словах. Негромко добавила:
- Нужно предупредить Надю... Но... как же я узнаю, успешной ли окажется ваша поездка в столицу?
- Я приеду к вам в Горелово.
- В Горелово? Хорошо, - она кивнула. - Только сначала... у нас есть роща вдоль реки, как раз на въезде в именье, вам каждый укажет. В ней охотничий дом... справа, если ехать сквозь рощу по широкой тропинке... вы его сразу увидите. Я буду, как время подойдет, присылать туда Сеньку каждое утро. Когда вы думаете вернуться, если все пойдет хорошо?
Вместе подсчитали дни.
- Я очень надеюсь на то, что все будет хорошо, - заключил Павел. – И буду ждать с нетерпением встречи с вами... А места ваши мне знакомы. Я ведь и сам родом недалече от ваших мест...
Пасомые и пастырь
Андрей Иванович Ушаков вновь был разгневан. Девчонка Вельяминова ускользнула из-под носа, чего не могло бы статься, если б ей не помогли влиятельные лица... Но к этому времени генерал-аншеф уже выяснил, что брат ее отправился в свое Горелово под Владимиром. Как бы то ни было, Александра Вельяминова надо достать хоть из-под земли и допросить. Коли понадобится, так и с пристрастием. И Разумовскому нос утрем: за кого хлопочешь, граф из пастухов?! За преступников государевых? И ему, генералу, почета больше. А главное… о, самое главное – посмотрим, как Бестужев вертеться будет перед самой Императрицей, ближайшего сотрудника своего выгораживая. Будет знать, как в чужие дела соваться, как своих шпионов в стены Тайной Канцелярии подсовывать! Для себя Ушаков давно решил, что с Лестоком дружить ему и удобнее, и приятнее, ибо любит Елизавета Петровна лейб-медика, а вице-канцлера не жалует. Ну а ему, Андрею Ивановичу, слуге верному, ничего не остается более, как приятным Ее Величеству людям помогать… Лесток свинью Бестужеву подложить старается, ну и мы ему тут поможем маленько…
Андрей Иванович привык думать о нескольких делах сразу. Сейчас он разбирал бумаги, вникал в допросные листы, и, казалось, полностью погрузился в то, что читал, но подспудно Вельяминовы не выходили из головы. Да... все-таки ж ходатайство Разумовского – не пустяк. Генерал досадливо поморщился. С возлюбленным Государыни шутки шутить, даже ему, Ушакову как-то... Значит, все надо сделать тихо, дабы никто... особливо Бестужев. Ну да там посмотрим...
Сейчас он читал донос об очередной секте, скрывающейся в глухих лесах, что-то уж совсем мракобесное, то ли беспоповщина, то ли... Но главное, почему сей донос нынче у него, Андрея Ивановича, на столе лежит, так это потому, что главный их мракобес не только в религиозную ересь ударился (Ушаков перекрестился), но еще учит, что де истинные Цари, Помазанники Божии, после Петра Алексеевича на Руси перевелись, ибо он, Царь Петр, был де сам антихрист! Стало быть, нынешняя Церковь не Церковь, попы не попы, а Царица (страшно даже помыслить!) – вовсе и не Царица никакая, а дочь антихристова...
Почитал Андрей Иванович о сем, даже закручинился, и злость его взяла. Попадись он ему, новый пророк – устроит ему и конец света, и страшный суд вкупе! Так где же оно, гнездо-то дьявольское?.. И тут Андрей Иванович хлопнул себя по лбу...
...Митя засветил свечу. Положил перед собой белый лист, и маленький кусочек уголька медленно прочертил первую линию. Митя долго смотрел на нее, но вот рука сама пошла, любовно, плавно, а потом быстро и вдохновенно... Он не мог оторваться от своей работы, а когда очнулся, закрыл лицо руками. С нарисованного портрета смотрела на него Маша, смотрела как живая - спокойно и немного печально...
С зарей Митя вышел из дома и пошел, куда глаза глядят.
Осень, грустная, нежная, золотистая, вступала в свои права. Жару сменила прохлада. Но Митю, который шел через леса и луга, шепча под нос Иисусову молитву, прелесть ранней осени не очаровывала, и только спокойствие, наступившее вдруг во всем, - затишье перед будущими ливнями и холодными ветрами -
