извечные враги России и русских. Он опасался, что дело идёт к большой войне, а потому летом 1604 года началась военная мобилизация, причём к делу формирования ополчения привлекались даже монастыри.
В записках Мартина Бера имеются интересные подробности первой стадии Лжедмитриады на Русской Земле. «Димитрий, уже честимый как Царевич многими Польскими вельможами, получил от них значительное вспоможение и, соединяясь с казаками, имел до 8000 воинов. С этим отрядом он начал своё дело, осадил Путивль и, благодаря содействию проклятого Отрепьева, овладел пограничным городом в октябре месяце, не сделав ни одного выстрела: жители Путивля покорились ему добровольно, как законному государю. Весть о таком происшествии ужаснула Бориса. Он сказал князьям и боярам в глаза, что это было их дело (в чем и не ошибся), что они изменою и крамолами стараются свергнуть его с престола. Между тем разослал гонцов по всему государству с повелением: всем князьям, боярам, стрельцам, иноземцам явиться к 28 октября в Москву непременно, угрожая отнять у ослушников имения и самую жизнь. На другой день разослал других гонцов, а на третий третьих, с указами такого же содержания. В течение одного месяца собралось более 100 000 человек... Строгие меры принудили всех идти к войску, которое, около Мартинова дня^^^ состояло уже почти из 200 000 человек.
В приведённой цитате два момента привлекают внимание. Во-первых, утверждается, что якобы существовало два персонажа: Царевич Дмитрий и Григорий Отрепьев. Последний являлся не только как бы агентом «царевича», но и выступал чуть ли не его альтер-эго. Позднее теорию «двух Дмитриев» развивал историк Н. И. Костомаров и некоторые другие любители несуществующих «тайн истории».
Подобная точка зрения была широко распространена среди обретавшихся на Руси иностранцев, которые все почти служили Лжедмитрию I, а многие потом перешли на службу и к Лжедмитрию И («Тушинскому вору»). Некоторые из них были убеждены, что в мае 1606 года в Москве свергли и убили не «Царевича Дмитрия», а пресловутого «Гришку Отрепьева». «Подлинному» же Дмитрию якобы удалось скрыться! Почитатель Лжедмитрия I, оставивший в своих записках просто панегирик самозванцу, — Жак Маржерет даже уверял читателей, что когда труп свергнутого авантюриста был вытащен на Красную площадь для всеобщего обозрения, то «он не был похож на себя».
Вторая интересная подробность, которая встречается в сочинении Бера, — это обвинение в измене и пособничестве врагу, которое осенью 1604 года бросил Борис Годунов боярскому синклиту. Какими Самодержец на тот момент сведениями располагал, мы точно не знаем, но ясно, что он уже и не сомневался, что самозванец — продукт боярских интриг. При этом, как не без удивления написал Н. М. Карамзин, Борис Годунов «не казнил ни одного человека за явную приверженность к самозванцу.
Знаток сложных хитросплетений того времени, С. Ф. Платонов написал: «Боярство не могло помещать ему (Борису Годунову. — Л.Б.) занять престол, потому что помимо популярности Бориса, права его на Царство были серьёзнее прав всякого другого в глазах народа по родству Бориса с угасшей Династией. С Борисом-Царём нельзя было открыто бороться боярству, потому что он был сильнее боярства, а сильнее и выше Бориса для народа была лишь Династия Даниловичей (Ивана Даниловича Калиты). Свергнуть его можно было только во имя её»^^^.
От тайных разговоров и глухих слушков дело «воскресшего Дмитрия» постепенно стало приобретать характер серьезного общественного движения против Бориса Годунова. 16 октября воинство самозванца перешло границу и вторглось на территорию России. За несколько же месяцев до того по стране начали распространяться «подметные грамоты», «прелестные письма» от имени «Царевича Дмитрия».
Уже сам по себе этот факт свидетельствовал о тот, что за спиной авантюриста стояли влиятельные и состоятельные силы, способные вести, как бы теперь сказали, «информационную войну». Нет никаких указаний на то, то эта кампания как-то и кем-то финансировалась из России. В то же время совершенно точно установлено, что «благодетелями » самозванца выступали «ясновельможные » польско-литовские покровители и сам Король Речи Посполитой. Деньги шли из Польши, а благословляли же всё это антирусское начинание «наместники кафедры Святого Петра» в Риме. Одним словом, это был, если воспользоваться современной фразеологией, «креативный международный проект» по сокрушению Православной России.
Для того чтобы была понятна суть преступной антрепризы под названием «Лжедмитриада », достаточно привести фрагмент из «подметной грамоты », где самозванец, обращаясь к Русскому народу, изрекал, что «он невидимою Десницею Всевышнего устранённый от ножа Борисова и долго сокрываемый в неизвестности, сею же рукою изведён на феатр мира под знамёнами сильного, храброго войска, спешит в Москву взять наследие своих предков, венец и скипетр Владимиров ». При этом он убеждал, что они свободны от клятвы Борису, который — «злодей богопротивный >И^. Самое отталкивающее во всей этой истории то, что свои тёмные дела сам авантюрист, как и его менторы, и приспешники, старались прикрыть «именем Божиим». Без подобной «сатисфакции» чего-то добиться на Русской Земле не было ни единого шанса ни у кого.
Подлинное происхождение Лжедмитрия и его эскапады до побега в Польшу в общих чертах хорошо известны. Первоначально Патриарх Иов озвучил перечень похождений, затем и другие писали, добавляя детали. Далеко не все историки этим свидетельствам верили, да некоторые и до сих пор не верят. Бог им судья! Нельзя же взрослого человека научить отличать свет от тьмы; подобное восприятие может открыть только «око духовное». А о ком же «оке» можно говорить, если для некоторого числа наших современников прошлое России — сплошной перечень злодейств, тьмы, дикости и невежества. С таковой публикой говорит вообще дело бессмысленное; из их писаний следует, что, оказывается, Лжедмитрий хотел «европеизировать Россию»!
Если отбросить словесную шелуху о «европеизаторских намерениях» Лжедмитрия I — единственного из самозванцев, захватившего престол Государства Российского, и фактического убийцы Царя Фёдора Борисовича и Царицы Марии Григорьевны — и опираться исключительно на аутентичные документы, то «родословие» проходимца достаточно хорошо известно. Его уже знал Патриарх Иов. В Соборном определении от июня 1604 года ясно и недвусмысленно говорилось: «Царь и Великий князь Борис Фёдорович всея Русии, с отцем своим святейшим Иовом Патриархом всея Русии, и с сыном своим благородным Царевичем князем Фёдором, со всем освященным собором с митрополиты, и архиепископы, и владыки и архимандриты, игумены и со всем своим царским синклитом, видя божеское на нас, за грехи наши, праведное прещение, яко известный всем и знаемый вор, чернец, бывший сын боярский, по реклу Отрепьев, бежав в ляхи, назвался Царевичем Димитрием, как всем ведомо, по приключению скончался во граде Угличе и погребён тамо>^.
Патриарх знал и лично «похитителя имени», который некоторое время служил при нём. Очевидно, именно поэтому самозванец и не рискнул встретиться с Первопатриархом, а въехал в Москву только тогда, когда Иов был насильственно изгнан из Москвы.
Происхождение Григория Отрепьева и его похождения в «допольский период» подробно передаёт «Новый летописец». Подобные свидетельства опирались на показания его матери, дяди и прочих родственников-галичан. Дядя Григория, Смирной-Отрепьев, оказался самым толковым свидетелем, и Царь Борис даже посылал его в Польшу для обличения племянника, но ничего из этого путного не получилось. Поляки не хотели ничего слушать, а встретиться дяде с племянником — «Царевичем Дмитрием» — не позволили. Они уже начали реализовать «эпохальный проект» Лжедмитрия.
Последующие историки добавляли второстепенные детали и нюансы, но ничего нового, нового по существу, так и не установили. Так как вокруг этого сюжета всё ещё бытуют разноречивые спекулятивные суждения, то уместно привести обширный фрагмент из летописного свода:
«В пределах московских есть город Галич''®^ В нём же живут в имениях своих множество воинов. Среди тех галичан жил сын боярский по имени Замятия Отрепьев^®^ У него же было два сына: Смирной да Богдан. У того же Богдана родился сын Юшка. И когда он подрос, отдали его в Москву на учение грамоте... и был [он] грамоте весьма горазд, и в молодости постригся [в монахи] в Москве... и пришел в Суздаль, в Спасо-Евфимьев монастырь. Архимандрит же Левкий, видя его юный возраст, отдал его под начало духовному старцу. Он же жил в том монастыре года, и из того монастыря ушел и пришёл в монастырь Спасский на Куксу'’®'*, и жил там двенадцать недель. И, услышав о деде своем Замятие, что тот постригся в Чудовом монастыре, пришел в Чудов монастырь, и в Чудове монастыре жил и был поставлен в дьяконы. Патриарх же Иов, слышав о нём, что он научен грамоте, взял его к себе к книжному письму. Он же жил у Патриарха и начал составлять каноны святым. Ростовский же Митрополит Иона, видя его у
