Атакующих было хорошо видно даже сквозь просеянную через солнечный свет взвесь - как блестящих стальных ангелов. Кони взбрасывали оторочку нагрудников, горели под лучами кирасы-таннур. Передовой всадник, скакавший под длинным змеиным знаменем, опустил копье.
Стена мчащих на них ангелов смерти наклонила копья выверенным неспешным движением. Копыта коней медленно-медленно взбивали пыль, убивая лавр.
Перед стеной всадников заметались синие кафтаны:
- Братья!.. Мы же братья!..
Миран зажмурился. Стоптали, как гусениц.
Развернувшись к жене, увидел ее посеревшее лицо с открытым от ужаса ртом. Парс крепко взялся за палаточный шест:
- Беги отсюда, Шабнами. Беги со всех ног.
Джемаль молча забрал такой же кол из рук дрожавшей Лайло:
- Беги отсюда. Беги быстро-быстро.
Они строились - молча, не тратя лишнего времени. Длинный получался строй - это хорошо. И глубокий - в четыре ряда, не меньше.
Склон должен был чуть придержать чудовищный разбег конного вала.
Все встали на колени. Кол в землю - глубоко. Наклонить - вот так. Беги отсюда, Шабнами. Беги быстро-быстро.
Грохот, грохот, трясет.
В лицо ему плеснуло песком, небо закрыло огромное, подпругой перечеркнутое лошадиное брюхо. Орали - он, Джемаль, Бессмертные - так, что не слышно было визга умирающей лошади.
- В мечи, братья! Всевышний велик!!!..
- Всевышний велик!!!..
Это орали повсюду.
- Халиф! Халиф! Всевышний велик!
Поскольку через несколько мгновений в грудь Мирана вошел наконечник копья, он так и не узнал, почему так громко кричали.
Во фланг Асавире ударила халифская гвардия. С другой стороны уже приближалась кавалерия Тарика.
А Миран упал под ноги лошадям. Шабнами так и не сумела его опознать на поле боя, и потому закопала на холме когда-то подаренный им на свадьбу браслет.
Выбравшись на пригорок, Меамори почуял закат. Плотный занавес пыли над головами густел коричневым. Сплошная рубка - конные, пешие, копейщики, мечники - не редела и не замедлялась. Большинство Бессмертных спешилось, парсы и пехотинцы дрались щит в щит - рев и треск стояли оглушающие.
Вестовые доложились, что на правом фланге Элбег и куфанцы бодаются с Красными и пешими карматами - но там вообще ничего не было видно, из-за темной земли под ногами над северными порядками стояла непроницаемая пыльная мгла.
- Вестовой!
Парнишка без кольчуги, в одном кафтанчике - что это с ашшаритами, уже детей в армию стали записывать? - припал к гриве высоченной, не по росту, коняги, даже спешиться не мог, так загнался.
- Мне к господину нерегилю! - пискнул, размазывая пот и помаду на губах.
Гулямчонок.
- Я за него! - фыркнул Меамори.
- Но...
- Хочешь туда?
Белый султан над шлемом Тарика мелькал в длинном распадке, где шел тесный плохой бой - стремя в стремя. Упал, даже раненый, не убитый - все, затопчут.
Гулямчонок скривился и вдруг зарыдал:
- Дяденька! Последнему знаменосцу отрубили обе руки! Знамя упало!
- Где?! - рявкнул Меамори.
- Там! - и мальчишка, кривясь, как от боли, ткнул в сторону левого края центральных порядков. - Тахира ибн аль-Хусайна с малым отрядом отрезали от основных сил! В нас бьют из луков!
Аураннец привстал на стременах - бой на левом крыле шел, но шел там же, где и в полдень, после отражения атаки Асавиры.
- Центр - стоит?
Мальчик вдруг прикрыл насурьмленные глаза и пошатнулся в седле.
- Я спрашиваю, мужеложское отродье, центр - стоит?! Или вы отступаете?!
- Меамори... - тихо сказал Намайо и кивнул мальчику в спину.
- Что?
Гулямчонок закрыл глаза и лег на шею лошади. Из обтянутой зеленым щегольским шелком спины торчала стрела. Мальчик посидел в седле еще мгновение - и с шелестом сполз на землю.
- ...Знамя! Знамя хурасанийа! - хрипел Шурахбиль ибн Ас.
Толстая стрела между ключицами моталась, когда он шатался. Бедуины забрасывали их ряды дротиками, визжа, носились туда и сюда бело-синими стаями.
Смертоносно, как стая гадюк, зашелестел в воздухе еще один залп. Новая стрела пробила Шурахбилю шею, и он, закатив глаза, упал. Синее, с золотой птицей Варагн знамя укрыло его голову.
- За мной! Отгоним тварей! - Тахир перекинул саблю в левую руку - правое, пробитое стрелой плечо обильно кровило.
Яркие шлемы воинов двинулись вперед по обе стороны от его коня. Людей мотало из стороны в сторону. Все были ранены. Но умирать под градом стрел, как дурацкое насекомое или затравленный олень, не хотел никто. Лучше уж погибнуть в атаке.
Джунгарский вой - хотя какой, к дэвам, вой, это больше походило на шакалий лай с привизгиванием - Тахир услышал, отмахиваясь от тычущих копьями всадников бану руала. Отвратительные вопли подхватили далеко слева - видно, почуяли своих всадники Орхоя и Амурсаны. Те рубились с бедуинами почитай что с пополудни - сборная конница племен пустыни накатывала волнами вдоль всей линии строя. Тридцать тысяч бедуинских ублюдков, жадных до золота и женщин, уже видели себя пирующими в лагере войска халифа.
Трусливо заверещав, конница руала прыснула врассыпную - крики и треск деревянных щитов слышались совсем близко. Видимо, на подмогу ломилась Движущаяся гвардия, а кто же еще.
...Разогнав свистопляску вокруг Тахирова отряда, джунгары принялись придирчиво оглядывать воинов. Чего надо-то?..
- Эй-эй, павлин! Где твой командир? Повелитель спрашивает! Эй-эй!.. слышь, павлин-мавлин, где Тахир ибн аль-Хусайн?
Ах да, знамя-то упало. И шлем на нем помяли, он взял обычный, с перышком.
- Я Тахир ибн аль-Хусайн, - лениво отозвался парс, сдвигая с головы мокрую от пота подшлемную повязку. - Если Тарик желает меня видеть, пусть идет сюда сам.
Придерживая плечо, парс встал. Подъехавший совсем близко нерегиль, не снимая с лица платка, смотрел и накручивал на руку поводья. Сиглави понурился, опустив морду к истоптанной траве - устал к вечеру.
- Ты украл у меня победу, - громко сказал Тахир. - Я не просил тебя о помощи. Ты украл мою победу.
Тарик сдвинул с губ грязную, бывшую в начале дня белой, тряпку. И сказал:
- Тахир. Я видал, конечно, придурков. Но таких как ты - не видал.
На парсе тут же повисли воины, не давая броситься на врага. Бессильно дрыгаясь в их стальных объятиях, Тахир наблюдал, как самийа разворачивает коня и уезжает прочь.
