Небо уже погасло. В вилаяте тоже все прогорело - хотя особенно долго полыхало вокруг базарной площади. Черный остов башни страшно торчал над пожарищем, даже клубы дыма его не могли закрыть.
До лагеря дошли быстро, но лагерь - он же совсем близко. Когда аталайю подожгли, и в ней закричали, услышала вся округа. Халид заволновался - и его снова скрутило.
Лекарь-харранец невозмутимо свернул полотенце и закрыл сундучок со снадобьями. Потом так же невозмутимо сунул жгут из ткани васитцу в рот - чтобы тот кусал и не орал слишком сильно. Видно, живот у бедняги разболелся не на шутку.
Потом кивнул приятелям - отойдем, мол, подальше от несчастного страждущего, чтоб не мешать ему разговором.
- Говорите, почтеннейший, его отпустило незадолго перед этим? - поинтересовался лекарь у Марваза.
Каид видел, как харранец щупал Халиду живот - пальцы как в камень упирались, всю брюшину свело.
- Да, - покивал каид. - И живот был мягкий. А сейчас...
Хунайн и Рафиком тоже покивали - они васитцу по очереди живот щупали, радуясь, что все обошлось.
Лекарь молча протянул каиду бумажный сверток:
- Вот. Это все, чем я могу помочь.
- Что это? - удивился Марваз.
- Пузырек. С соком белены.
- Что?!
Харранец бесстрастно смотрел каиду в глаза:
- Он провел несколько лет в рабстве?
- Да, и что?
- Видимо, голодал. Потому что нажил язву в желудке. А сегодня эту язву прорвало. Содержимое кишок сейчас плещется у бедняги в животе. Я ничем не могу помочь, но оставить человека медленно умирать в муках не позволяет совесть.
Коричневый бумажный сверток раздвоился у Марваза в глазах.
Хунайн тихо спросил:
- В воде развести?
- Да, - кивнул лекарь.
- Сколько?..
Куфанец не договорил, но все было ясно. Сколько будет умирать.
- Недолго. Он начнет бредить. Потом остановится дыхание. Другой травы, способной быстро похитить жизнь, у меня с собой нет.
Рафик, странно смаргивая, передал ученику лекаря мешочек с рисом - денег же не выдали, приходилось расплачиваться припасами. И вот еще мулов потеряли, с поклажей... Марваз потряс головой, прогоняя глупые мысли и снова посмотрел на сверток у себя на ладони. Лекарь поклонился и пошел прочь.
Халид застонал сквозь полотенце во рту.
Куфанец молча подошел и взял с раскрытой ладони каида невесомый пакетик.
У забросанной свежей землей оросительной канавы их встретила женщина - всклокоченная, в драной рубашке. Она пошатывалась, бродила вдоль влажной полосы чернозема и звонила в колокольчик.
Ветер рвал с шестов ленты, перечеркнутые камышинкой плетенки-веночки бешено крутились в сером, набухающем дымом воздухе.
По дороге гулял пыльный смерч, крутились соломины и сухие пальмовые листья.
Безумица улыбалась своим мыслям и раскачивала колокольчик над ухом, радостно слушая тонкие, тихие звоны.
Послышались мяукающие крики аураннцев - эскадрон шел походным строем, похоже, в вилаяте конники останавливаться не собирались. Да и что там искать - дома стояли пустые, кругом ни души. Живой души, в смысле. Только пара трупов на улице.
Гвардейцы рысили мимо, Марваз провожал их взглядом: рожки перьев на шлемах одинаково приподнимались, взблескивало начищенное оружие.
Тяжелый выдался переход, куда же несутся?..
Задумавшись, каид едва не пропустил важное: один из рысивших мимо сумеречников вдруг поддал кобыле каблуками и послал ее в сторону - прямо к чумазой сумасшедшей. Перехватив в руке дротик, самийа примерился к удару.
- Нет, во имя Милостивого! - крикнул Марваз, бросаясь к несчастной.
Сумеречник скривил бледные, синюшные губы и вскинул дротик острием вверх, заворачивая кобылу обратно.
- Зачем?! - не выдержав, заорал каид. - Зачем убивать сумасшедшую?!
Аураннец крутанулся, лошадь невольно вскинула голову, храпнула.
- Потому что этого не делаете вы, люди, - процедил самийа, сдерживая напирающую конягу.
- Оставь ее в покое! - Марваз на всякий случай закрыл собой изучающую очередную мелодию безумицу.
- Откуда ты знаешь, чего она хочет, - скривился синюшный. - В этой яме лежат все ее близкие. Она хочет уйти к ним. Отойди!
Каид оглянулся на женщину. Та опустила колокольчик и совершенно осмысленно улыбнулась вертящемуся на храпящей кобыле сумеречнику. Тот улыбнулся в ответ, размахнулся и всадил ей дротик точно в грудь. Сумасшедшая взмахнула рваными рукавами и упала навзничь без звука. Колокольчик звякнул и затих в траве. Древко покачалось в короткой агонии и застыло без движения.
Аураннец подъехал, наклонился, с силой дернул обратно, приподнимая обмякшее тело.
- В Хазе пусто, - мрачно проговорил Марваз. - Сбежали, сукины дети...
Самийа стряхнул труп с дротика и прищурился на горизонт:
- Не сбегут. Мы найдем и убьем их.
И с ходу принял в галоп, догоняя колонну.
Каид отплевался от полетевшего из-под копыт песка и оглянулся на занимающееся над вилаятом зарево пожара. Поле заволакивалось темным, пахнущим сажей дымом. В широко открытых глазах женщины с окровавленной развороченной грудью отражалось пасмурное небо.
Марваз пробормотал:
- Скорей бы уж в бой...
Говорили, что в карматской столице собралась нечисть и мерзость со всей аль-Ахсы. Но каида даже это уже не пугало.
До Хаджара оставалось пять дневных переходов.
Навстречу Хунайну бежал бедуинский мальчишка в полосатом бурнусе - он бы голосил, но из широко раскрытого рта вырывалось лишь хриплое дыхание.
Куфанец нагнулся с седла и поймал его правой рукой за капюшон, за дурацкий бедуинский колпак - иначе парнишка и дальше б бежал, задыхаясь и не разбирая дороги.
Над узкой улочкой, над плоскими крышами плыл черный дым. Предместье приказали выжечь. Вместе с жителями, если таковые встретятся. Хунайн ходил к плохо присыпанным ямам на окраине и все видел. И с тех пор гнал от себя привязчивый, зудевший в пустой голове вопрос: зачем жертвам в яме у масджид надели венки из зеленых ветвей? Голые, связанные люди с разваленными горлами - и у каждого
