— Главное, старик, — тарахтит Олежка, — ничего из себя не изображай. А с какой стати? Курица — не птица, Польша — не заграница.
С удивлением смотрю на друзей. Они будто за стеклом, по которому струится вода.
А я уже ТАМ.
Для начала отправляюсь один — осмотреться.
Поезд отходит от Белорусского вокзала и называется “Полонез”: сразу ясно, куда его несет.
Оглушенный прбоводами, я гляжу в окно, прикидывая, какие проблемы ждут меня за Бугом.
Что, собственно, я знаю об этой стране?
Ну, конечно — Лжедмитрий! Привел их в Россию. А Сусанин — потом — завлек в непроходимые болота.
Еще маршал Сейма. Стучит посохом, а супернезависимый депутат кричит из зала: “Не согласен!” Вето — оно и есть вето.
Само собой, Коперник: первым понял мужик, что планеты вращаются вокруг Солнца.
Костюшко: отстоял независимость… Америки.
Мицкевич с Пушкиным дружил.
Полонез Огинского.
Дзержинский.
Варшавское восстание.
Лято, Дейна, Шармах — олимпийские чемпионы по футболу.
Берут, Гомулка, Герек — вожди.
Ансамбль “Червоны гитары”.
Косметика фирмы “Полена”.
Кажется, все…
В Бресте меняем колеса.
— Буты, — поясняет сосед по купе.
— Что?
— Поляки так колеса называют. И туфли. Поговорка есть: у поляка даже бут — пан.
Над продрогшей Варшавой висит оранжевый блин.
На Центральном вокзале встречают коллеги.
Кое-кого я знаю.
Ермолович приехал загодя, чтобы подготовить корпункт к сдаче.
Суетливо обнимаюсь с Саней Рогожиным, сокурсником, а теперь — корреспондентом ТАСС.
С Костей Щербаковым студентами отбывали сенокосную повинность под Можайском. Здесь он представляет малопонятную организацию с протяжным, как вздох, наименованием — ВААП. Ему завидуют. И как не завидовать, если у человека одна задача — накрывать за казенный кошт, налаживая контакты с
