Джордж мнется. Федор говорит: “Я бы не стал”.
Валенса разворачивается, возвращается на заседание и объявляет:
— Коллеги! Я только что двух журналистов спрашивал насчет забастовки — американца и Рудого с ТАССа. Оба не советуют.
Заканчивается ноябрь.
В командировки в одиночку не ездим. Обычно — вчетвером. Олег, Петрович, Глеб и я.
Десантник шутит:
— Банда четырех.
В Катовицах — встреча с тамошним первым секретарем.
Много опереточной конспирации: долго куда-то едем, идем по коридорам, попадаем в комнату, не похожую на кабинет.
Член Политбюро, а выглядит…
Мрачен. Подавлен. Кажется, после вчерашнего.
— Куда вы, — спрашивает, — смотрите?
— А что делать? — интересуется Олег.
— Кран перекройте!
Я не понял.
Петрович объяснил, когда возвращались:
— Он имеет в виду нефтепровод “Дружба”.
Час от часу не легче.
Оккупационная забастовка слушателей Высшей школы пожарных. Хотят выйти из подчинения МВД. А пока — забаррикадировались.
Спецназ атакует здание с воздуха. Над крышей — вертолет.
Внизу — толпа. Кто-то кричит: “Убийцы!”
“Солидарность” намечает 17 декабря провести всеобщую забастовку. А заодно — референдум о смене власти.
Не пойму, как это совместить — забастовку и референдум.
4 декабря. Сенсация!
Радио передает запись… секретного заседания лидеров “Солидарности” в Радоме.
Многие удивляются не тому, что там было сказано, а тому, как “безпека” записала разговор. Значит, среди вождей кто-то стучит?
Валенса взволнован, речь сбивчива:
— Конфронтации не избежать... Я думал, мы еще продержимся, и тогда нашими станут и сейм, и рады. Но эта тактика уже неприемлема… Когда меняется строй, без ударов не обойтись.
В Варшаву слетелись очень специальные корреспонденты.
Такие же журналисты, как Папа Римский — атеист.
