— В костел!
Храм рядом, на пятачке — стройный, высокий. Массивные двери распахнуты.
Несколько минут — и улица обезлюдела.
Вечером в Интерпрессе обступили Десантника.
— Пан капитан!
Эмиль — в военной форме — пытается шутить:
— Положение обязывает.
Кто-то дергал Бернара за лацкан:
— Ты загрузил Буяка в багажник?
Нервно хохочет.
Петрович объясняет:
— Буяку специально дали уйти. Чтоб держать под контролем подполье.
Не было в Польше человека, который бы не думал, что должно что-то случиться. И вот случилось — и все потрясены.
На пресс-конференцию пришел помощник Ярузельского.
— С паном Валенсой все в порядке.
— Где его содержат?
— Об этом сообщат. В свое время. И вообще, панове, вас должно интересовать не то, что случилось в Польше, а то, чего в Польше не случилось.
В понедельник народ потянулся на работу.
Танки на улицах обходят не замечая.
За ночь соскребли настенную агитацию. Листовки заменили одним-единственным плакатом. Куда ни глянь — “ПОЛЬСКОЕ РЕВЮ НА ЛЬДУ”.
Все, как по команде, сняли значки “Солидарности”.
Ни взрыва, ни восстания…
Совет национального спасения постановил: каждому поляку — рождественского карпа!
На рынках вовсю торгуют елками.
По радио передают военные марши.
По телевизору крутят старые фильмы.
Днем я заехал в школу, дождался сына и, живого и невредимого, доставил домой.
Прогнозы о баррикадах и восстании — не подтвердились.
Протесты — в первые два дня — были.
Шахту “Витек” штурмовал спецназ. Девять убитых.
Как ни кощунственно звучит, это — на всю страну — немного.
Еще на двух шахтах горняки три дня протестовали: оставались в забое.
