переходящей в бред,
где бьют нефтяные скважины,
в единой сходясь струе,
подземной тоской заряжены,
приплясывающей на острие.
Куда свой шар ни покатите,
не в лузу идет — в тупик,
и вместо туза со скатерти
подмигивает дама пик.
И жизнь проходит меж пьяными,
беспомощная, одна,
и, задохнувшись туманами,
лопается, как струна.
Осколки ее и черточки
от радости вне себя
снуют, как чертики, чертики:
мы, дескать, ее семья —
пока набухает за шторами,
как выигранное очко,
не здешнее и не горнее
белесое не важно что.
* *
*
Когда мир состоял из бабочек
и кроил наряды из них,
этих нервных, бессильных дамочек
для набивки ситца казнив,
то-то праздничка было, счастьица
в карнавальной толкучке дней!
Вещь равнялась названью. Случавшееся
не отбрасывало теней.
А как взялся сметывать петельки
