и как немощны ее ткани.
Говорить ли, что свет слабеет, что дождь
не имеет цели, что бешен ветер.
Что плюют — по древности — мох и хвощ
на заламыванье рук деревьев.
Что на крышах вдруг разрывается жесть
просто так — скрежетать и клацать.
И что с нашего вече свежая весть
и крик моды — заспанность декораций?
Это все не про осень и не про смерть,
наоборот: про триумф шестидневной
несравненной затеи. Про скорбь и месть
формы, вызванной к жизни пневмой.
И ну да, про смерть, как единственное, в чем толк
виден, если в метро с однорогим лосем
встретился. Как цветение и итог
замысла. В этом смысле, ну да, про осень.
* *
*
Поигрывание в действительность
не приведет к добру.
На лавке вокзальной вытянусь,
а ты расстегни кобуру,
мой мент, пожиратель паспорта,
мой фирменный хеппи-энд,
наместник врача и пастора,
натасканный на документ.
Реальность — какие глупости!
Подлин один лишь миф.
Влезь в него: стерпится — слюбится
глянец поддельных ксив.
Хаос богов. Сусальная
заумь младенца. Нерв
