сразу его узнала, после нарядного служебного смокинга, там на вилле.
— Это вы, Карл?
— Я, мэм. Надеюсь, не очень оторву вас от дел?
— Совсем не оторвете, садитесь. Я рада вас видеть.
— Правда, мэм? Это очень приятно.
— Хорошо, когда люди к нам сами приходят. А вы, к тому же, очень любезно тогда нас приняли. — Сержант повернула голову: — Эй, ребята, принесите, пожалуйста, кто-нибудь кофе.
— Я, мэм, честно говоря, думал, вы сразу выставите против меня обвинение из-за той отсидки двадцатилетней давности.
— Наш лейтенант не такой, сэр.
— Он хороший человек, я это заметил.
— А жена его бросила.
— С хорошими труднее ужиться, мэм.
— Почему?
— Их мало. А люди не любят того, что им непривычно.
— Ваш хозяин, я так поняла, вообще не был уживчив?
— Мне грех на него жаловаться. Но в чем-то вы правы. С племянником он поступал не очень-то справедливо. Но я не об этом.
Им принесли по чашечке очень крепкого кофе, и состоялась пауза, пока оба высыпали из пакетиков сахар и помешивали его ложечками.
— Две детали, мэм, которые, впрочем, могут не показаться вам интересными… М-мм, а кофе очень хороший.
— С этим здесь — слава Богу. Заслуга нашего капитана, он говорит: «Дрянь нужно брать в наручники, а не в рот».
— Прекрасный руководитель, мэм.
— А что за детали?
— Племянник Найджел, когда он приехал в тот вечер… Я обратил внимание, багажник его машины был не на замке.
— Болтался?
— Именно. Незахлопнутая щель.
— Вы ему указали?
— Нет, нужно было поскорее пройти к бассейну, к хозяину. А потом Найджел уехал.
Сержант взяла ручку и что-то черкнула на отрывном листке.
— А второе мое наблюдение покажется странным. — Он с удовольствием допил кофе. — Благодарю вас, мэм. Второе вот в чем. После того, как ваши люди увезли труп, я, как положено, решил привести бассейн в порядок. Слил воду, прежде всего. Я так и делаю каждый раз. И хотя в бассейне купается только хозяин, обмываю стенки и дно мыльной пеной. На это уходит ровно одна пачка порошка, мэм. Только одна. — Он подчеркнуто поднял вверх указательный палец. — В последний же раз пачки мне не хватило. Пена была грязной. И я обмыл бассейн снова. Но опять, мэм, пена была подозрительного сероватого цвета, и только после третьей пачки она сделалась такой, как обычно.
— В бассейне ведь было много крови.
— Кровь не бывает грязной, мэм. И что такое два-три литра крови на огромный бассейн?
— Вы не пробовали эту грязную пену руками?
Гость чуть брезгливо искривил губы и отрицательно мотнул головой.
— А пол у бассейна был скользким?
— Я специально надеваю при этой работе очень хорошую ребристую обувь, мэм. Я ничего не почувствовал.
Сержант ненадолго задумалась…
— А вокруг бассейна, Карл, не было такой же грязи? Каких-то следов?
— Везде совсем чисто, мэм.
Сержант еще подумала…
Или сделала вид, потому что, не встречаясь с гостем глазами, пару раз бросила на него пристальный взгляд.
Потом она встала и, улыбаясь, протянула на прощание руку:
— Большое вам спасибо. Если вспомните что-то еще, обязательно сообщите.
Через полчаса хмурый лейтенант вошел в приемную доктора.
Его встретили два очень живых существа: улыбающаяся стройная девушка и обезьяна-макака в клетке, которая тут же состроила ему безобразную рожу.
— Здравствуйте, сэр, вы записывались к доктору?
— Нет, я из полиции.
— Простите, я не получала никаких указаний.
— Это по поводу одного медицинского заключения. Я думаю, вашему шефу будет удобней поговорить со мной здесь, чем выезжать в полицейское управление.
— Секунду, я сейчас узнаю.
Девушка скрылась за дверью, а лейтенант снова посмотрел на макаку.
Та, выпятив нижнюю губу, уставилась в ответ наглыми круглыми глазами.
— Доктор вас через минуту примет. Прелестное существо, не правда ли? Только что не может говорить. Зато прекрасно передает свои мысли жестами.
Обезьяна издала хулиганский звук, помахала рукой в сторону лейтенанта, а потом постучала себя кулаком по темени.
— Я при исполнении обязанностей, мэм. И за такие мысли, даже высказанные жестами, имею право надеть на нее наручники.
Девушка покраснела и, кажется, приготовилась извиняться, но на пороге уже стоял доктор.
Среднего возраста, в свитере и каких-то домашних брюках.
Однако странно было другое: он смотрел на лейтенанта так, будто ждал его. Не сегодня, не вчера, а Бог знает, сколько уже времени. И вот, дождался!
Тот почувствовал себя как-то неловко и быстро отрекомендовался.
Доктор в ответ только радостно развел руками, приглашая его в кабинет.
— Я по поводу… — начал лейтенант, усаживаясь в глубокое кресло. Кресло, словно живое, заключило его в себе: мягко, удобно, но подозрительно крепко.
— Сегодня вы опять плохо спали, — сочувственно произнес доктор, глядя доброжелательно, но в упор. И лейтенант захотел отвести глаза, но почему-то не смог.
— Да, много работы, такая профессия, — невнятно и словно оправдываясь, произнес он.
— Раздражены отношением с начальством, — не вопросительно, а утвердительно произнес тот.
— Да, а как…
— У вас неадекватно-наступательное настроение там, где его не должно быть. Это компенсация за потери на другом уровне. — Доктор тут же озабоченно поцокал языком: — Как у вас подавлена эмоциональная сфера.
— Да с чего вы взяли?
— Вы уже несколько раз незаметно для себя сжали и разжали левую кисть. Не обращали внимания, что это делаете?
Лейтенант недоверчиво посмотрел на свою руку.
— Не обращал.
— Этой моторикой вы инстинктивно пытаетесь снять депрессию в правом полушарии, а там эмоции. Развод был не так давно?
Ему захотелось пошевелиться, поднести руку ко лбу, но властное кресло не разрешило, поэтому, бегло взглянув на доктора, он только спросил:
— А это как?
