Мирон.
– Да не нужно ни кого. Я Варвару с собой возьму, вдвоем с санями управимся.
– Без сопровождающего не отпущу, мало ли лихих людей в наше время по лесам бродит, так что, Феклуша, после праздников поедешь, вот тебе мой сказ.
– Любавушка, – начала упрашивать сестрицу Феклуша, – я слышала ваш с Мироном разговор. Я сама поговорю с Ильей, он добрый, дело то ведь богоугодное, он и мужиков даст и деньгами поможет, только отпусти Кузьму и нас с Варварой, я долго не буду, денек другой и назад.
При слове 'деньги' сердце матушки Любавы потеплело, она успокоилась и ласково взглянула на сестру, однако злость на мужа ни как не могла улечься у нее внутри.
– Почему ты должна просить. Пусть Мирон просит, он ведь с ним вместе мед хмельной хлебал.
Любава зло уставилась на супруга. Под ее взглядом, отец Мирон весь как-то сжался и, отмахиваясь от нее обеими руками, запротестовал:
– Нет, нет. Пусть лучше Феклуша попросит, не для себя же, на церковь, а он ей даст побольше.
– И то, верно, произнесла матушка Любава, учуяв дополнительную выгоду, и переключилась на сестру. – Лучше было бы конечно, если бы он на тебе корове женился, хоть одна беда упала бы с плеч, хотя кто на тебя позарится, деревенские мужики и те нос воротят, толи я была в молодости…
Матушка Любава тяжело вздохнула и хотела уже пуститься в воспоминания, но вопрос сестры остановил ее словесный поток на корню:
– Ну, как, сестрица, договорились?
– Ну что же, с паршивой овцы хоть шерсти клок, если даст денег, то отпущу тебя Феклуша к Дарье, как только снег ляжет, это мое последнее слово.
Феклуше не пришлось долго ждать. Через пару дней ударили рождественские морозы, и метель покрыла землю белым покрывалом. Все дни до поездки Феклуша терзалась сомнениями. Она ходила, словно сама не своя. Ей казалось, что то, что она задумала – плохо. Сомнения вконец измучили ее, но семена надежды, щедро посеянные Варварой, дали свои ростки и бес, до того сидевший глубоко внутри ее души щедро нашептывал ей на ухо: 'Попробуй, авось получится? Ты тоже имеешь право на кусочек счастья'.
Сестра Дарья, встретила ее приветливо и ласково. В круговороте радостной суеты по случаю ее приезда Феклуша отвлеклась и забылась, однако на следующий день тоска снова взяла верх, и она засобиралась в обратный путь.
– Погостила бы еще, к чему такая спешка? – задала вопрос старшая сестра.
– Не могу я Дарьюшка, обещала Любаве быстро оборотиться, да и Мирон Кузьму с нами всего на один день отпустил. Нужно готовиться к Рождеству, сама знаешь.
– Жаль. Хоть и недалече мы друг от друга живем, но видимся не часто. Ну что же, раз надо так надо. Ты собирайся, а я гостинцев соберу, позавтракаете и в дорогу.
Дарья вышла из дому, оставив Феклушу наедине с Варварой.
– Ну что, не передумала?
– Нет, Варварушка, только и думаю об этом. А как с Кузьмой быть? Как объяснить ему, зачем мы на пол дороги остановимся да в лес пойдем?
– Не знаю, что-нибудь придумаем. Он вчера вечером кажись, у местных причтов гостил? Голова, наверное, с утра тяжелая? Ты знаешь что, Феклуша, попроси у Дарьи чего-нибудь хмельного на дорогу. Пока мы с тобой по лесу шастать будем, а он пусть пьянством займется, чтоб без дела не сидеть.
– Варвара, а он болтать лишнего не станет?
– Что ты, глупышка, ты плохо знаешь нашего Кузьму. Он за бочонок хмельного черту душу продаст, а не то, что болтать станет. Давай мы с тобой так и порешим.
После затянувшегося на прощанье завтрака расставание было коротким. Кузьма быстро запряг в сани лошаденку. После вчерашнего, он был хмур и зол и все время что-то себе причитал под нос. Феклуша расцеловалась с сестрой, обняла на прощание многочисленных племянников и со слезами от скорой разлуки, села в сани, груженные гостинцами, рядом с Варварой. Кузьма со словами:
– Но родимая, поехали! – стукнул кобылу кнутом и сани под звон бубенчиков тронулись в путь. По накатанной дороге Кузьма резво погонял лошаденку. Снег падал сверху, покрывая землю пушистым покрывалом. Под легким морозцем свежевыпавший снег скрипел под полозьями саней. Выехав за околицу деревни, Кузьма затянул грустную, заунылую песню, которая вполне отражала состояние его души на тот момент.
Утомительная дорога медленно тянула вверх. Варвара толкнула локтем в бок задумавшуюся Феклушу.
– Почитай приехали. – Сказала она. – Там за холмом, внизу и остановимся. С пол версты через лес, а там у самого болота избушка ее стоит.
Феклуша встрепенулась и молча кивнула головой. На вершину холма кобыла из последних сил тащила груженые сани, но, преодолев подъем, понукаемая Кузьмой, резво устремилась вниз.
– Пора, – тихо промолвила Варвара, – останови лошадь, Кузьма.
– Прр… Это еще зачем? Никак тебе Варвара по малой нужде приспичило? – усмехаясь, произнес Кузьма.
– Эх, тебе только зубы скалить. Дело у нас с Феклушей здесь.
– Какое может быть тут дело? Здесь почитай на несколько верст ни одной живой души, не чуди, Варвара, давай поедем дальше.
– Кому сказано – останови!
Кузьма остановил лошадь, в пол оборота повернулся к бабам и непонимающе тупо уставился на них:
– Любава не велела задерживаться в дороге. Влетит нам всем от нее.
– А мы скажем ей, что не с утра, а в обед выехали от Дарьи, – вмешалась в разговор Феклуша.
– А это еще зачем? – с удивлением спросил Кузьма.
– Кузьма, миленький, – начала ласково уговаривать его Феклуша, – Мы с Варварушкой на часок другой отлучимся, а ты нас подожди, хорошо?
Кузьма задумался.
– Да на кой ляд вам это нужно?
– А это не твоя забота, – вмешалась в разговор Варвара, – у тебя вроде как голова с утра болела?
– А тебе то что?
– Как это что, Феклуша выпросила у сестры для тебя жбан доброго хмельного меда, вот за одно и полечишься. Ну что ты, Кузьма, вопросы задаешь, словно ребенок, сказано тебе, надо и все. Феклуша, подай Кузьме жбан.
Феклуша извлекла на свет божий из-под груды гостинцев полуведерный бочонок с хмельным напитком и подала Варваре. При виде бочонка глаза у диакона загорелись, он протянул к нему трясущиеся руки, однако Варвара убрала жбан в сторону.
– Ну, как, будешь нас ждать? – спросила она.
Диакон тяжело сглотнул слюну и кивнул головой в знак согласия.
– На, держи, пьяница, харчи сам найдешь, да смотри сильно не напивайся, нам еще домой ехать. Пойдем Феклуша.
Снег в лесу хоть и был неглубок, но местами все же доходил до колен. Шли быстро. Феклуша следовала за Варварой шаг в шаг, стараясь не отставать. Наконец, та остановилась и присмотрелась.
– Вроде нам туда надобно, – указала рукой Варвара направо.
– Ты дорогу хоть знаешь, а то еще заплутаем в лесу чего доброго, – спросила у нее Феклуша.
– Не сбивай. Ну конечно туда.
Вдвоем они направились в сторону указанную Варварой. Через некоторое время лес начал редеть, и они вышли на поляну заканчивающуюся болотом, у самой кромки которого приютилась покосившаяся избушка.
– Ну вот, пришли, я уж думала, сбились совсем с дороги. Пойдем поскорее.
Варвара ухватила Феклушу за руку и поволокла вслед за собой. От страха перед неведанным, Феклушу била нервная дрожь. Сердце колотилось так, словно готово было выскочить из груди. Варвара громко постучалась в дверь и, не дождавшись ответа, взялась за ручку, распахнула и, затягивая за собой полуживую от страха Феклушу, вступила во внутрь.
Открывшееся их взору внутреннее пространство избы было темным и серым. Дневной свет практически не попадал внутрь через маленькое оконце затянутое бычьим пузырем. Добрую половину горницы занимала русская печь и большой стол, заваленный всяким хламом. По стенам избы то тут, то там были развешены пучки различных трав, на полках лежало несколько книг, а остальное полезное пространство занимали горшочки, кувшинчики, плошки, кадочки и различные сосуды причудливых форм, наполненные колдовскими зельями. В избе было душно. Застоявшийся воздух насквозь провонял развешенными травами. На широкой лавке в углу у окна зашевелился жирный черный кот. При виде гостей он потянулся во весь рост, широко зевнул и издал протяжное 'мяу', словно тем самым приветствовал прибывших. Феклуша подняла правую руку и хотела уже осенить себя крестным знаменем, но скрипучий старческий голос из-за угла печи остановил ее:
– Не крестись девка. Не принято у меня тут креститься, не в церкви находишься.
Обладательница скрипучего голоса вышла из сумрака, подошла к открытому чреву печи, несколько раз ударила тесалом о кремень, высекая искру. Стоя в свете загоревшийся соломы, которой она растопила русскую печь, хозяйка избы показалась Феклуше зловещей ведьмой из сказок и былин, некогда слышанных ею в детстве. Жуткий страх сковал ее из нутрии. Подкинув в печь мелких лучин для растопки, колдунья обратилась к присутствующим:
– Долго вы до меня добирались.
– А откуда знала, что мы к тебе придем, – ответила вопросом на вопрос Варвара.
– Ведение одно было у меня намедни, а когда оно приходит то, значит, жду гостей. Заждалась вас. Видать давно вы промеж себя порешили об этом, да никак видать собраться не могли. Что стоите, словно оглобли вкопанные, проходите к столу, а ты, девка, подай свечу, которая вон там стоит.
Феклуша подошла к столу и протянула руку к толстой черной свече, стоящей в глиняном подсвечнике.
– Да не эту. Эта ритуальная, из жира покойников с сажей сделанная. Ты подай другую свечу, что дальше стоит.
От слов колдуньи, Феклуше сделалось дурно, она отдернула руку от черной свечи и едва не свалилась от ужаса в обморок.
