Что, явились? Ха, ха, ха…
Диакон пьяно рассмеялся, сел на санях и взял в руки поводья. Варвара с Феклушей залезли в сани и уселись поудобнее.
– Но родимая! – тронул с места кобылу Кузьма.
– Ну, как тебе медок? – спросила Варвара.
– Медок то хорош, но я кажись, знаю, куда и зачем вы ходили. Вот домой приедем, обязательно у Мирона спрошу, он наверняка знает, кто в этом лесу живет.
– Зачем это тебе? Что еще удумал, а ну сказывай, что в твоей пустой башке созрело? – Варвара начала наседать на диакона.
Тот лукаво улыбнулся и посмотрел на баб, придерживая лошаденку.
– Вроде люди сказывали, что здесь за лесом ведьма живет, так вы наверняка к ней ходили.
– С чего это ты взял, Кузьма? – осторожно спросила Феклуша.
– А с того. Я вроде не дурак, все вижу, Феклуша, как ты на нового барина смотришь. Вот и ходила ты, наверное, к ней, чтоб порчу навести или чары какие-нибудь напустить на него. Тьфу, на вас! От вас баб глупых чего угодно ожидать можно. Связался я с вами, грех на душу взял. Ну, ничего, как приедем, сразу Мирону и Любаве покаюсь, пусть они решают, что с вами делать, а мое дело сторона.
Кузьма сплюнул и подхлестнул кобылу.
– Но, пошла, старая кляча.
Феклуша переглянулась с Варварой.
– Плохи наши дела, девка. Если Кузьма станет болтать, нам несдобровать.
– Что делать станем, Варвара?
– Чего, чего. Кузьму надобно упрашивать, чтоб не болтал лишнего, ты начинай, а я подсоблю.
– Кузьма, миленький, – начала уговаривать того Феклуша, – не говори ни кому, что нас здесь высаживал, а мы тебя с Варварой отблагодарим.
– Ишь чего удумали, подкупить хотите. Не нужна мне ваша благодарность. Не хочу греха на душу брать по вашей бабьей глупости.
– Чего ты такого говоришь, пьянь ты такая, какой это грех? – вмешалась в разговор Варвара. – Ну, ходили мы в лес, ну и что из того, а ты за это бочонок меду получил, вот и молчи.
– Молчать я не стану, да к тому же бочонок на половину уже пуст.
– Кузьма, миленький, я тебе по приезду новый бочонок справлю, еще больше прежнего, только ни кому не сказывай.
– Трр…
Кузьма остановил лошадь.
– Бочонок это конечно хорошо, только сначала скажите, зачем в лес ходили, что удумали?
– Да сколько тебе, пустой башке, можно талдычить, – раздраженно произнесла Варвара, – ни чего плохого мы не хотим. Нравится нашей Феклуше новый барин, а он не обращает на нее внимания. Вот мы решили подсобить ему.
– Так значит все же нового хозяина Журавичей охмурить решили. Ну и хитры вы бабы.
– А ты подумай своей башкой, что в этом плохого, – не унималась Варвара, – если наша Феклуша хозяйкой Журавичей станет, то всем нам с этого польза станет. А вот если будешь молчать, и наше дело выгорит, Феклуша тебя не обидит. В благодарность от нее всю оставшуюся жизнь будешь, как сыр в масле кататься. Подумай Кузьма, какая для тебя дурака выгода.
Диакон задумался. В его хмельной голове созревал план на будущее.
– Ну что ж, я согласен молчать, но только пусть Феклуша побожится Святой Троицей, что не забудет моей службы.
– Что ты Кузьма, конечно, как можно…- с радостью согласилась Феклуша, но только и ты побожись, что станешь молчать.
Хитрый диакон дал клятву, троекратно осенил себя крестным знаменем, и всю оставшуюся дорогу до дома троица в санях молчала, не произнеся ни слова. Каждый из них думал о своем. Феклуша об Илье, хитрый диакон о сытной жизни в недалеком будущем, а Варвара о хорошей хозяйке и о теплом уютном доме на остаток дней своих.
Последующий вечер тянулся для Феклуши удручающе медленно. Она сказалась больной и отказалась от ужина, закрывшись у себя в светлице. Ближе к ночи проведать ее зашла Любава и начала расспрашивать о Дарье. На вопросы Феклуша отвечала, рассеяно и невпопад.
– Похоже ты сестрица и вправду больна. Ну ладно, не буду тебя мучить. Отдыхай, а утром поговорим.
Любава ушла, оставив ее одну. Всю ночь Феклуша терзалась сомнениями по поводу своего дьявольского плана. Ежеминутно проверяя наличие заветной скляночки, спрятанной то на груди, то у изголовья постели, она постоянно срывалась среди ночи с места и начинала то горячо молиться, то рассматривать склянку. Она даже хотела передумать, но, утром взглянув, в маленькое тусклое зеркальце на свое измученное лицо с опухшими от бессонницы глазами она решила, что нет другого выхода. Причесавшись и переодевшись в нарядный сарафан, позавтракав на скорую руку, она отправилась на встречу с Ильей.
Илья искренне обрадовался, увидев Феклушу.
– Где ты пропадала, без тебя у меня все валится из рук, – улыбаясь, спросил он.
– Сестрицу старшую перед Рождеством навестить ездила, – отвечала она, – А ты, куда-то тоже собираешься?
– Да вот, немного разобрался с делами, хочу развеяться и навестить соседа, давно тому обещал. Ну что мы здесь с тобой стоим, пойдем в дом, пока Волчонок оседлает коней, мы поговорить успеем.
Феклуша с бьющемся сердцем готовым выскочить из груди, вошла в дом.
– Может, горячим сбитнем с баранками угостишь, а Илья?
– Можно, только я сейчас Матрену кликну.
– Не надо Матрену, я сама схожу, а ты посиди.
Феклуша вышла из горницы и направилась к посудной лавке, у которой возилась Матрена.
– Матрена, поставь самовар, хозяин твой перед дорогой горячего сбитню хочет.
– Так он только что закипел, вон гляди, как пар идет.
Феклуша посмотрела на пыхтящий медный самовар.
– Ты, Матрена, неси его на стол, а я чашки захвачу, а то хозяин твой торопится больно.
Матрена отнесла и поставила на стол перед Ильей самовар и удалилась восвояси. Следом за ней в горницу вошла Феклуша, неся на подносе две чашки. Выждав пока Матрена уйдет довольно далеко и ее нельзя будет вернуть назад голосом, Феклуша разочарованно произнесла:
– Ой, какая я растяпа! Про баранки я же совсем забыла! Может ты, Илья, сходишь за ними, пока я налью сбитень?
Илья не стал возражать и молча отправился за баранками. Выждав пока он скроется за дверью, Феклуша собрала всю свою волю в единое целое, вынула из укромного женского места скляночку, вынула пробку и выплеснула содержимое в одну чашку, совершенно забыв при этом про себя. Наливая из самовара горячий душистый сбитень, от волнения она старалась не расплескать его и не перепутать чашки. Руки у нее тряслись, в ногах появилась слабость, и они стали словно ватные. От нервного напряжения она села на лавку и стала поджидать Илью. Тот не заставил себя долго ждать и вскоре появился на пороге с блюдом, доверху наполненным хрустящими баранками. Поставив блюдо на стол, он улыбнулся Феклуше, но словно, что-то предчувствуя, отодвинул от себя чашку.
– Что же ты не пьешь, Илья, попробуй, очень вкусно?
– Не хочу я Феклуша, да и пора мне в дорогу, а ты посиди, попей с баранками.
– Ну, ради меня, пожалуйста, Илюша, выпей.
– А ты то, что не пьешь?
– Жду, пока остынет, уж дюже горячий.
– Ну, раз ты так просишь, грех отказываться, пожалуй выпью с тобой за компанию.
Илья взял в руки чашку и стал пить, глоток за глотком. Феклуша помня наставления колдуньи, посмотрела ему в глаза и про себя произнесла роковые слова:
– Был чужим, станешь моим, – и, вспомнив, что забыла плеснуть себе пару капель, вся покрылась холодным потом.
Илья что-то говорил, но она как будто не слышала его. По началу, на какой-то миг, она почувствовала душевное облегчение, но эта пара капель, которые она забыла принять сама, посеяли в ее душе семена сомнения.
– Какая же я дура. Теперь уж точно не получится.
Потрясенная неудачным опытом она готова была провалиться сквозь землю, но очень кстати в этот роковой момент в горницу зашел Волчонок, который обратился к Илье:
– Хозяин, кони оседланы, все готово к отъезду.
– Хорошо Волчонок, иди, а я сейчас попрощаюсь с Феклушей и присоединюсь к тебе.
Волчонок вышел. Илья поставил пустую чашку на стол и, обращаясь к Феклуше, произнес:
– Ну, что, мне пора. Думаю, что через пару деньков вернусь назад.
Феклуша молча кивнула. Предательские слезы потекли из глаз. Увидев это, Илья остановился в недоумении.
– Феклуша, что с тобой? Ты случаем, не больна?
– Ничего, ничего. Это я просто так, вспомнилась одна грустная история. Ты поезжай, Илья, а я тут за всем присмотрю. Не сомневайся, все хорошо.
Илья, пожав на прощанье ее маленькую холодную руку, быстрыми шагами вышел из горницы. Оставшись наедине, Феклуша дала волю чувствам. Ей казалось, что все, что произошло с ней за последнее время чья-то глупая шутка, и что она по какой-то злой случайности стала в ней главным действующим лицом. В этот момент она в душе проклинала и себя, и Варвару, и ведьму и даже Илью.
Дурное предчувствие не оставляло Феклушу. Наконец успокоившись и взяв себя в руки, она вытерла слезы, упрятала, пустую склянку, которую до того плотно зажимала в руке и, стараясь быть незамеченной, покинула дом Ильи. Идти ей было некуда, мысли путались в голове, и она сама не заметила, как ноги принесли ее на кладбище, к могилам родителей. Здесь, в тишине и покое, она полностью ощутила, что сотворила скверное дело.
– Если ничего не получится из этого, то все равно скверные последствия моего поступка, не заставят себя долго ждать, – подумала она.
Феклуша сердцем чувствовала, что самое плохое ждет ее впереди, но она не была к этому готова. От души наплакавшись на могилах родителей, она вернулась домой, но и тут она не нашла успокоения. Затворившись в своей светлице, она металась с места на место, словно израненная птица в
