- В табло, - мрачно ухмыльнулся Чак-Чак, застывшим взглядом глядя на Громова.
- Со мной рядом также Лев Деревский.
- Езжайте ко мне в офис, Маргарита. Я организую вашим друзьям теплый прием.
Я отдала «слайдер» Чак-Чаку и попросила его, ради всего святого, вытащить Льва из багажника.
Хлопнул багажник и Деревский неуклюже плюхнулся на заднее сиденье. Дизайнерский свитер, платиновые волосы, аристократическое лицо – все смято, словно использованный носовой платок. Он не смотрел на Громова и не проронил за всю дорогу ни слова.
Прием действительно оказался теплым – насколько это вообще возможно в такой холод. Морозов подскочил к нашей машине. С ним было четверо не самого дружелюбного вида мужчин в зимних куртках и натянутых на глаза шапках. Мне не надо было спрашивать, кто они – их лица и так безмолвно вопили: «Прокуратура». Тут был и господин Пальто-Панцирь-За-Пять-Штук.
Выдыхая облачка пара, Морозов постучал по окошку, и я опустила стекло. Чак-Чак тем временем, словно заботливая мамаша, передавал Громова и Деревского в руки служителей закона.
Любопытно, но Громов выглядел довольным: он наконец получил благодарных зрителей, и – я читала по его шевелящимся губам – как раз исполнял арию попранной невинности, при этом используя весьма крепкие выражение, с которыми можно ознакомиться в лифтах, подъездах и на заборах. Говнюк, ни дать, ни взять. Он показушно достал мобильный и набрал какой-то номер. Понты налево и направо. Деревский тем временем что-то тихо говорил господину Панцирю.
- Не волнуйтесь, - проследив за моим взглядом, сказал Морозов, - я все проконтролирую. Да только, боюсь, Громова нам не прижать. – Он наклонился ниже и затараторил: - Я навел кое-какие справки; он как пить дать откупится.
- Влиятельные знакомые, - я скорчила гримасу.
- Верно. Все шишки достанутся Деревскому, да и то я почти уверен, что его тоже отмажут… чтобы потом разобраться за опущенным занавесом.
- Пусть разбираются. Плевать. – Я сделала свою часть работы, доставила его целым и невредимым. Все, как и обещала: пара-тройка волосков, не более. – Главное, чтобы Деревский спел свою песенку перед свидетелями, газетчиками… кем угодно, лишь бы это было зафиксировано и обрело огласку. Пусть он подплетает к делу хоть самого дьявола – все, чего я хочу, это получить назад свое доброе имя.
- Само собой. Кстати, где Арина Деревская? Она сыграла не последнюю роль в этом спектакле.
- Спектакль, - повторила я. – Не-а. Арина не считала это спектаклем. И я склонна согласиться с ней. – Я перекинула волосы на плечо и кончиками пальцев здоровой руки взялась за седую прядь. Увиденное произвело на Морозова впечатление. – А еще, как вы, наверняка, успели заметить, она распахала мое лицо.
- Вы хотите сказать, что…
- Что она уехала в неоплачиваемый отпуск, да.
- Бог мой, - взгляд Юлия перебегал с царапин на моем лице на седую прядь и обратно. – Господи милосердный.
Я пожала плечами. И ответила на незаданный вслух вопрос:
- Спиритические штучки-дрючки.
- Будем считать, что я ничего не слышал, - уголки рта Морозова дрогнули, но брови оставались нахмуренными. В его глазах был страх. Я не хотела пугать его больше. Потому что не была уверена на все сто, что не испугаюсь вместе с ним.
- Как вам угодно.
- Надеюсь, документация «Темной стороны» в безопасности?
Я кивнула, зная, что Федор не подведет.
- В таком случае все в порядке, - он улыбнулся. Морозов был одет не по погоде легко, но так одеваются все, кто бывает на улице ровно столько, чтобы дойти от машины до офиса или наоборот. Сегодня, однако, ему пришлось немного изменить заведенный порядок вещей, и он уже порядком окоченел. Еще чуть-чуть, и можно будет струшивать иней с его волос. – Берегите себя, Маргарита.
- Обязательно. До встречи.
Юлий, ежась под порывами ветра, зашагал в офис.
Я позвала Громова. Он обернулся: мобильный прижат к уху, лицо напряжено. Я подняла левую руку с двумя оттопыренными пальцами в знаке «мир». Его верхняя губа поползла вверх, оголяя передние зубы; он беззвучно, одними губами обозвал меня «сукой». Моя улыбка не стала уже. Я медленно развернула кисть на девяносто градусов, одновременно загибая указательный палец, оставляя средний. Громов с отвращением смотрел на меня, потом отвернулся и зашагал вслед за Морозовым. За ним – Деревский в окружении четверых мужчин. Пока, мальчики.
Чак-Чак отвез меня домой. Он сказал, что заедет в ближайшее время, а именно – как только загадочный коматозный босс сможет меня принять. Я смотрела на здоровяка и понимала, что спорить с ним – то же самое, что доказывать что-то трансформаторной будке. Он простой исполнитель. Ну, настолько простой, насколько может быть человек, заявляющий, что может сделать из вас горку костей.
Ключи, паспорта и тому подобные важные вещички остались у Эдуарда. Но у моих соседей из квартиры напротив были запасные ключи, врученные мной же на всякий случай. Собственно, вот он, случай.
По-быстрому распрощавшись с соседкой, которая при виде меня побледнела, позеленела и побагровела одновременно, я закрыла за собой дверь и привалилась к ней спиной. Без помощи рук сняла ботинки. Я ощущала волнение, застрявшее где-то в груди, словно мишура от новогодней елки. Знаете, та мишура, которые кошки съедят, а потом блюют, иначе мишура попадет в ее кишечник и распорет все кишки. Так вот, я была кошкой, проглотившей много-много праздничной мишуры.
Стоя под горячими струями в душе, я дала волю эмоциям и расплакалась. Слезы смешивались с
