врач.
— Чего он тебе вспомнился?
Рындин раздумывал:
— Инстинкт, — он угрюмо усмехнулся. — Доктор этот за несколько дней до этого прислал мне клиентов. Сестра и брат, наши, русские, и с ними еще израильтянин какой — то. Должен был внести деньги за девицу. Мне все это показалось подозрительным. Короче, — сразу не понравилось…
— Что до меня, — откликнулся собеседник, — я всегда придерживаюсь сталинского принципа: доверяй, но проверяй…
Они еще выпили.
— Андрей, — чтобы успокоить ноющую боль, Рындин слегка коснулся угла разбитой губы рукой, — у тебя среди ментов большие связи. По оперативным каналам наверняка проскочит информация. Кто из бандитов на меня наехал? Чей заказ? Я за ценой не постою. Тут явно крутые парни поработали…
Приятель по капле смаковал коньяк.
— Постараюсь… — Он был немногословен. Но на его слово можно было положиться.
— Ладно.
И стал собираться.
— Может, и ти менты, что на место явились — подполковник там был какой-то из МУРа и еще из нашего отделения что — то будут знать, — высказал предположение Рындин. — Мне они, вряд ли, скажут…
Приятель был уже одет. На улице его ждала машина.
— Поправляйся и ни о чем не думай. Я позвоню.
На его взгляд, говорить больше было не о чем. Все остальное Рындину предстояло решить самому.
Он протянул руку Рындину.
— А черт! — локоть отозвался болью.
— Держись, — потрепал его по плечу пориятель. — Я знаю, кому я поручу твое дело. Есть у меня один майор. Этот из под земли достанет, если ему запла тят…
— На этот счет пусть не сомневается.
Майор Ловягин позвонил в дверь. Прислушался.
— Ну?! — раздалось за дверью. — что, чокнулся в такую рань?
Это рань для нее — двенадцать дня…
Открыв дверь, девица в накинутом сверху на голое тело кумачовом халате обомлела.
На пороге стоял милицейский майор. Маленький, глаза стылые, водянистые, нижняя челюсть, как у обезьяны — выдвнута вперед, пятернями, какими он двери касался, можно было вручную локомотивы перегонять…
— Чего? — спросила она довольно нагло, но в голосе ее он все равно уловил страх.
Страх животного перед охотником. Шлюхи — перед ментом.
Под его колючим взглядом она почувствовала себя не дорогой проституткой Марианной, а прежней Маринкой, начинавшей на шоссе с «дальнобойщиками» и которую один водитель передавал другому на перевалочных пунктах…
Оглядев ее снизу вверх, а потом сверху вниз, майор усмехнулся: на голову выше его, халат японский кумачовый с крупными черными цветами, ноги — босые, жевательная резинка во рту. Девица аж жевать ее перестала, когда его увидела…
Веснушчатое лицо ее с курносым носом от испуга просело, а здоровенный, как ящик от комода, рот выдавил от растерянности грязно молочного цвета пузырь, который тут же лопнул с мерз ким звуком.
— А ничего, — закрыл он уверенно за собой дверь.
Квартира была однокомнатная, маленькая, уютная, с поли рованным, должно быть, оставленным прежними хозяевами румын ским гарнитуром. На стене висели постеры: «Мадонна», «Квин», две увеличенные фотографии Маши Распутиной, а на огро мном, как баскетбольная площадка, ложе валялась нижняя одежда. Дверь шкафа была тоже настежь открыта. Перед самым приходом Ловягина девица уже собиралась вставать.
— Ну — ну! — сказал он и двинулся в обход комнаты. Делал это медленно, обстоятельно, по — хозяйски, словно проводил обыск. Иногда задерживался на чем-то взглядом, ощупывал руками, цокал, переворачивал.
— Я ведь к тебе не просто так явился, — сказал он, улыбнувшись, и его тяжелая, как у боксера, нижняя челюсть прираскрыла крупные желтоватые зубы. — Помнишь, — к китайцу приходила?
Он поддел сапогом легкие кружевные трусики на полу и точным ударом закинул их на кровать.
Она не произнесла ни слова, только втянула в себя воздух и тоскливо зыркнула по сторонам, словно бежать куда собиралась, да некуда было.
Майор остановился возле нее и с улыбкой ее рассматривал. Однако, обычно жесткий и гипнотизирующий взгляд его сейчас выражал что-то вроде своего рода сочувствия.
— Я ведь в осмотре места проишествия принимал участие. Ну, когда прихлопнули его, китайца твоего…
На секунду она словно остолбенела.
— С которым ты в тот день трахалась… Помнишь?
Девица изменилась в лице, рот у нее был раскрыт, глаза бегали по сторонам. Но майор словно бы и не замечал этого: его другое интересовало.
— Тут вот вопрос у меня один: ты ведь пистолет тогда взяла? Да?
— Да, — словно булыжник сглотнула она…
— Я так и понял тогда. И куда дела, а?
— Да я…
— Я ж тебя не спрашиваю, что — ты?… Я тебе другой вопрос задаю: где пистолет? Он мне нужен. Сейчас.
Она явно не знала, что сказать и как открутиться. О мог этого не видеть.
— Ну, слушай, — терпеливо, словно учитель, внушающий непонятливому ученику, продолжал он, — Мы тут двое. Без посто ронних, без шума… Если бы хотел что другое, я бы понятых при влок, всякое другое… Хочешь без неприятностей, — тащи его сюда. Давай по- хорошему…
Зевнув, он по-свойски слегка похлопал себя по незакрыто му рту:
— Давай, телись. Что поделаешь, дело житейское. Выпить у тебя чего-нибудь найдется?
— Вроде было…
Она все еще не могла решить, как быть. А он не только не помогал ей уселся посреди комнаты на стул, прямо на белье ее там раскиданное и улыбался, как сытый кот., В ответ она махнула рукой: семь бед — один ответ…
— Подвиньсь…
Далеко идти не пришлось. Она нагнулась, заглянула под кровать.
Полы кумачового японского халата с крупными черными цветами разошлись в разные стороны и показались литые и белые крестьянские ляжки…
Расспрямляясь, гыкнула:
В руках была картонная коробка из под импортной обуви. Она смахнула крышку.
Он! «Макаров…»
— Дай-ка тряпку какую-никакую…
Она подала полотенце. Ловягин начисто обтер пистолет, достал из кармана носовой платок, завернул в него его и сунул в припасен ный пакет.
— Вот так — то лучше… А то — опасно… Себе навредить можно… Как тебя звать-то?
— Маринка…
— Так вот, Марина…
Он почесал висок, подумал и ласково даже обяснил:
— Раз ты так, Марина, то и мы так! Долг платежом красен! Следствию помогла, и оно тебе поможет. И кто бы те бя не спросил: брала ли ты пистолет и отдавала ли кому- нибудь, смело говори — нет! В деле
