Беглый слушал его с улыбкой.
— Хорошо, напомнил. Как было дело с братьями Зуграву?
— Эх! — Вор отмахнулся, в надежде переменить разговор. Силе не спускал с него глаз.
— Что на вас нашло, люди добрые, погнаться за долларами?
— А то не знаешь!
— Не знаю.
Вор поднес стакан к губам, сполоснул рот, потом проглотил. Беглого чуть не вырвало.
— Быдло же ты, братец!
— Не ндравится — возьми такси.
— Скажешь ты или нет?
— Чего сказать? Профессор засмеялся:
— Как было с долларами.
— Ну их к черту, от них все зло в этом деле.
— Кто толкнул идею?
— Младший Зутраву, Тити.
Димок прикурил сигарету со стороны фильтра и закашлялся, матерясь. Силе знал, что это нарочно. Дал ему успокоиться, затем сказал:
— Мы с ним делили келью шесть месяцев. Тоненький такой был, скупой на улыбку…
— Самое что ни на есть падло!
— Только не говори мне, что ему удалось тебя надуть! — Эх! — вздохнул вор.
— Не верится. Тебя-то?
— Бывает…
Они выбрали столик, притаившийся в глубине двора. Забор был низкий, в случае надобности можно было через него перемахнуть и раствориться в окраинах. Димок оценивал взглядом каждого нового посетителя. Не отрывая глаз от входа, сказал:
— Слышал о таком, Бырлибе? — Нет.
— Обчищал в свое время купчишек в Котрочени, давно лежит в земле сырой. Так у него, братец ты мой, присказка была: «Матери божьей и той не верь, если пошел с ней на дело!» Золотые слова! Один только раз решился я пойти с ними, как-никак братья двоюродные, так все равно продали!
— Зугравы что, приходятся тебе двоюродными братьями?
— Приходились.
— Как это — приходились? А-а! — понял Беглый.
— Вот так!
Солнце дошло до перекрестка небес, все кипело от жары. Димок передвинул стул в тенек.
— Держи и ты фары на входе, дура!
— Так, говоришь, кончилось кровопролитием?
— У старших, — вздохнул вор, — я съел кутью, остался один Тити… Приходит он это ко мне и пристает: давай, мол, с нами, и никаких гвоздей! Дело, правда, стоящее, вся выручка из Гостиниц и ресторанов. В одной Мамае немцы оставили тысяч двести.
— Валютой?
— А то! Ребята знали, когда проедет спецмашина, оставалось ее завернуть.
— Подумать только!
— Фараоны смотрят в оба. Добыл Тити немецкую машину, точь-в-точь банковская, нарисовал такой же номер и посадил меня за руль. На пять минут раньше спецмашины проехал я, на полной скорости. А Нику охмурял ментов по радиопередатчику… — Он рассмеялся: — Очистили город от мусоров, все за мной смотрели. Братаны в полковничьей форме арестовали охранников спецмашины. Хоть стой, хоть падай: какие-то новобранцы кинулись им помогать!
— Как в кино! А ты?
— Бросил машину в условленном месте — и на дележ, как было договорено, — Он нахмурился, — Зугравы дожидались меня с перьями наготове…
— За что?
Вор взорвался обиженно:
— Каиафы! Паразиты!
— Хотели присвоить всю добычу?
— Еще бы! А ведь и так сняли бы сливки…
— М-да…
— Скажи, прав был старый разбойник Бырлиба!
Он с отвращением плюнул. Беглый наполнил стаканы.
— А как же нечистый? Не подал тебе знака?
— Нет. Видать, закайфовал с какой-нибудь марухой.
— Ты ж говорил, он тебя бодает, когда…
— Боднул меня Нику Зуграву. — Вор вздохнул: — Пером меж ребер. Сени узкие, двоим повернуться негде. Да они фазаны — пером впервой орудовали, взяться путем не умели. — Димок осклабился: — Прежде чем рухнуть, порешил обоих…
— А Тити?
— Выпрыгнул в окно, только его и видели.
Он замолчал. Беглый смотрел на него внимательно.
— А потом?
— Меня зашил знакомый лепила из больницы. Я держу его на всякий пожарный. В городе суматоха…
— Еще бы!
— Фараоны прочесывали весь уезд. Они со своей стороны, я — со своей искали Тити. — Глаза Димка заблестели: — Не дожить мне до завтра, дя Беглый, если я за казной гонял! Подмывало меня ткнуть ему острие в пупок и спросить: «Что же ты, братику, со мной сделал? Человек ты после этого, Тити?» И ррраз, повернуть перо в его кишках! Вот так вот! — Он вывернул руку, опрокинув бутылки на столе.
— Сиди, черт, спокойно! Люди смотрят! Вор скрипнул зубами:
— Знал бы ты, сколько яду я накопил! В конце концов все на меня и свалили. Констанца мне не поверила! — Сталь в его взгляде сломалась. Он прибавил тихо: — А ты-то веришь? Верит ли кто-нибудь? Оговорили меня по тюрьмам за шакала, так им и остался!
— У тебя глаза как у черта, Митря. Ни дать ни взять — нечистый, будь он неладен!
Вор пожал плечами:
— Теперь понимаешь, почему мне не хотелось рассказывать эту историю? От майора Дашку до последнего вора все готовы поклясться, что это я устроил Зугравам ловушку! Загнуться можно! Бей свои чада по рту трижды на дню — утром, в обед и вечером!
Беглый закурил и задумался.
— Так оно и бывает, малый! А Тити?
— Залег на дно, словно земля его поглотила. — Он закусил губу. — Но не уйти ему от меня! Дай только маленько встать на ноги! Пока не отведаю его кутьи, не будет мне покоя! Злостью изойду!
Беглый, насупившись, разглядывал дым сигареты. Вор посмотрел на него с улыбкой.
— Что, дорогой, опять сердишься?
— Не подумай обо мне плохо, Митря, но… — Но?
— Как тебе сказать, чтоб ты понял… Вор опечалился:
— Понял. Тебе не дают покоя слова майора!
— Глупости!
— Тогда что же?
Силе вертел стакан в явном затруднении:
— После побега я несколько раз мог накрыться, не будь тебя.
— Брось, брось…
— Факт, Митря! Я знаю, что без тебя далеко не уйду, нет у меня твоего нюха, и тот, который с
