Беглый повесил трубку. Вор смотрел на него недоумевая.
— Не понял юмора.
— За ним следят издалека, чтобы не раскрыться. Логично?
— Допускаю.
— Санду садится в трамвай последним, хвосту остается только следовать за ним на машине. На первой остановке братан сходит…
— А тот снова по его следам.
— Да, но тем временем мы сделали свое «дело» — встретились в трамвае.
Вор посмотрел на него с восхищением:
— Гляди-кась, что наша дура выдала!
Они стояли на задней площадке рядом с какими-то дюжими олтянами — ладони с лопату. Санду Бурда вскочил на ходу. Димок заметил машину, отрывающуюся от тротуара.
— Ты был прав, Беглый!
— Говори быстро, — шепнул Профессор, — сходишь на первой остановке!
Очкарик затараторил:
— Милиция… Прочесывает весь Бухарест.
— Знаю.
— Я сна лишился, браток, столько меня крутили и вертели. Жена тоже… Она что-то почуяла, глаз с меня не спускает. Пропади все пропадом! — Он отыскал взгляд Беглого. — Давай затихнем на время! Не серчай, но мочи моей больше нет.
— Верю.
Санду Бурда вздохнул с облегчением и достал пакетик.
— Тут кольцо, деньги и паспорт работы братьев Трикэ.
— Один паспорт?
— Я так и не понял, — сказал очкарик, с любопытством посматривая на Челнока, — что у них с твоим товарищем. Они плевали на его фото, будто нечистого увидели, проклинали почем зря…
Вор отвернулся, скрежеща зубами.
Глава XIII. В одном шаге от смерти
— Только в кино полиции все становится известным! — заметил гангстер. Я хотел ему сказать, что он ошибается, но воздержался.
Дождь лил как сквозь сито. Прильнув к оконному стеклу, Беглый любовался палисадником. Пионы мудро качали головами под напором капризного ветра, тюльпаны тянули к небу свои розовые чаши.
— Сыграем в барбут, дура?
Силе повернул голову. Димок смастерил пару игральных костей и с увлечением кидал их.
— Не умею.
— А в «Кто больше»?
— Тоже не умею.
— Аи, аи! Чем же ты занимался шесть лет в тюряге? Аида сюда, батя научит. — Он бросил кости на стол. — Гляди, как перекатываются. Поехали?
— Нет.
— Ну и дурак!
В дверь постучали. Вор спрятал свои игрушки и быстро уткнулся в книгу. Вошла хозяйка с подносом, на котором стояли тарелка печенья и три чашечки кофе.
— Я вам не помешаю? Силе всплеснул руками:
— Что вы, мадам Анджелеску! Право, вы ставите нас в неловкое положение.
Старушка ласково улыбнулась:
— Пока жив был супруг, мы пили кофе вдвоем. Я привыкла… Она посмотрела на Димка. Вор шевелил губами, не отрываясь от книги.
— Прервись, Дем, — предложил Беглый.
— Правда! Вы слишком много читаете, господин доктор. Малый поднял руки:
— Повышение квалификации!
Эти слова принадлежали к числу немногих, которые ему дозволялось произносить при хозяйке.
— Мне кажется, вы излишне мучаете себя.
— Что поделаешь!
— Дело в том, — поспешил вмешаться Беглый, — что мой коллега родился в семье книжников, для которых весь смысл человеческого существования сводится к тому, чтобы грызть гранит науки…
Димок тут же изобразил жертву семейной традиции, способную вызвать слезу. Хозяйка присела в кресло у письменного стола. На ней было скромное домашнее платье с кружевным воротничком. Единственным ее украшением был перстень с синим камнем — капля чернил на пальце. Казалось, она сошла со страниц иллюстрированной книжки — миниатюрная, улыбчивая бабушка, ребенок с белыми волосами и морщинистым лицом.
— Господин Дем как две капли воды похож на одного моего ученика. Сейчас он концертирует в Зальцбурге. Рауль Падина, скрипач, вы, конечно, о нем слышали…
— Разумеется! — Беглый был настроен на шутливый лад. Он повернулся к Димку: — Ты, конечно, тоже слышал его игру?
Вор улыбнулся, как мог приятнее, качая головой.
Минуты, проводимые в обществе хозяйки, были его крестом. Он покрывался потом, давился кофе, изо всех сил стараясь не чавкать.
— Вы преподавали музыку? — любезно поинтересовался Силе.
— Давала частные уроки. Когда-то имела счастье играть под дирижерскую палочку Энеску… затем в Европе — с Сарелли. Он был лучшим исполнителем Моцарта. Затем пришла война, тяжелые времена, кому тогда было до концертов?
— В самом деле.
— Я никогда не могла похвастаться крепким здоровьем. Много лет провела в санатории.
— Легкие? — проявил профессиональный интерес Димок.
— Нет. Малокровие. — Она грустно улыбнулась. — Так закончилась, едва начавшись, моя артистическая карьера…
Беглый хотел было закурить, но удержался. В доме царил запах айвы и лаванды. Вор добросовестно ковырял в ухе мизинцем. Силе легонько стукнул его носком по голени, малый с перепугу икнул.
Мадам Анджелеску деликатно отвела глаза и поставила чашечку на край письменного стола.
— По-видимому, у меня не было большого таланта. Истинное дарование, я убеждена, способно укрепить слабое здоровье.
— Вы много путешествовали? — спросил Беглый поспешно, видя, что старушка ступила на опасную стезю.
— Относительно. Испания, Италия, Австрия, северные страны… — Она улыбнулась. — В бомбежку сорок четвертого я потеряла дом, унаследованный от отца. Он был хорошим врачом. Его трактат по экспериментальной хирургии изучают и сегодня.
Она заглянула в книгу Димка. Вор немедленно закашлялся. «Если она вздумает спросить мое мнение, конец!» — было написано у него на физиономии.
— Выдающаяся работа, — поспешил на выручку Беглый. — Мой коллега особенно ценит ее…
— Подходящая, подходящая… — закивал Димок.
— Мой супруг погиб в автомобильной катастрофе. — Она вздохнула, — Я хочу сказать, что утратила все, кроме воспоминаний. Они — единственное приобретение, которое никто не может у меня отнять.
