чистомъ эфирномъ пространств?, т?мъ ниже долженъ мужчина погрязнуть въ пошломъ матеріализм?, и въ награду за все свое самоотверженіё онъ получаетъ презр?ніе кумира, которому приносить себя въ жертву. А б?дный кумиръ? какъ дорого приходится ему поплачиваться за ?иміамы, которые ему воскуряютъ! съ какою радостью спустился бы онъ съ своего пьедестала! съ какою радостью онъ вид?лъ бы мужчину выше себя, какъ теперь сознаетъ себя выше мужчины! Поднимать глаза на того, кто выше вс?хъ, опираться на руку сильн?йшаго — это лучшее достояніе каждой женщины, хотя она была бы превосходн?е вс?хъ женщинъ на св?т?. Какъ охотно подчинялась бы она мужу, еслибъ могла найти настоящаго избранника, которому сл?дуетъ подчиняться по справедливости, съ сознаніемъ, что чрезъ это подчиненіе она нисколько не лишается ни своего достоинства, ни своей силы. И не часто ли случается вид?ть, что наилучшія, благородн?йшія женщины, им?я несчастье сознавать, что ихъ мужья ниже ихъ, сами себя унижаютъ для того только, чтобъ наслаждаться хотя мечтательнымъ счастьемъ подчиняться тому, кто выше? Но да не будетъ между нами недоразум?ній; я совс?мъ не укоряю американскихъ женщинъ за то, что он? добиваются свободы, но американскихъ мужчинъ обвиняю за то, что они преднам?ренно д?лаются рабами.
— Пускай и такъ, сказалъ американецъ: — но въ обм?н? ролей есть своя хорошая сторона. Мужчина, который очищаетъ л?са, осушаетъ болота, проводить жел?зныя дороги по пустынямъ, строитъ висячіе мосты чрезъ Ніагару, не можетъ въ то же время складывать буквы и сочинять вирши. Почему же такому мужчин? не прилагать своихъ силъ къ д?лу матеріальныхъ выгодъ и не предоставлять женщин? ут?шаться въ эфирныхъ сферахъ, гд? витаютъ поэтъ и мыслитель?
— Почему? возразилъ Свенъ: — а потому что и въ этихъ сферахъ, такъ же как? и во всякихъ другихъ, самое высокое м?сто досягаемо только для мужчины; потому что если мужчины предоставятъ эти сферы женщинамъ, то они не только не произведут ничего геніальнаго, но и самый геній, если какъ исключеніе разовьется между ними, будетъ непризнанъ, обвиненъ въ ереси и осм?янъ ими. Вспомните только о несчастномъ Эдгар?-Аллан? Поэ. Онъ величайшій лирическій поэтъ, произведенный Америкой, а между т?мъ его имя никто не осм?ливается произнести въ такъ называемомъ почтенномъ обществ?.
— Этотъ приговоръ, отв?чалъ американецъ: — падаетъ не на поэта, а на челов?ка, не на сочинителя «Ворона», но на Поэ, который шатается пьяный по улицамъ Бостона или Нью-Йорка.
— Соотечественники могли бы извинить эту слабость челов?ка, составляющему славу ихъ отечества, но что значить эта слабость теперь, когда могила навсегда сомкнулась надъ нимъ? Поэтъ живетъ въ своихъ твореніяхъ; его творенія — онъ самъ. Поэтъ подобенъ химику, который какъ бы волшебствомъ творитъ изъ отвратительныхъ матеріаловъ самые лучшіе духи. Челов?къ Поэ могъ быть причастенъ жалкимъ земнымъ недостаткамъ, но поэтъ Эдгаръ свободенъ отъ нихъ. Можно было предъ б?днымъ литераторомъ запирать двери, но творенія генія должны быть во вс?хъ рукахъ.
— Можетъ быть, вы и правы, отв?чалъ американецъ см?ясь: — признаюсь, въ приговор? надъ Поэ я сл?дую только общему мн?нію, но честью см?ю васъ ув?рить, что совс?мъ не знаю этого общественнаго поэта и до настоящей минуты ни одной строчки изъ его стиховъ не читалъ.
— Вы возбуждаете въ насъ крайнее любопытство прослушать что-нибудь изъ твореній Зтой обезславленной славы, сказала одна изъ присутствующихъ дамъ, не мало гордившаяся своими познаніями въ англійской литератур?: — не можете ли вы передать намъ что-нибудь изъ лучшихъ его стихотвореній? В?роятно, вы знаете многое изъ нихъ наизусть.
— Къ сожал?нію, ничего не знаю, отв?чалъ Свенъ.
— Тамъ на стол?, сказала мистрисъ Дургамъ: — лежитъ книга съ переводами американскихъ стихотвореній. Можетъ быть, въ ней найдется что-нибудь и изъ Эдгара Поэ.
Свенъ взялъ красиво переплетенный томикъ, на который указала мистрисъ Дургамъ, и н?сколько минутъ молча перелистывалъ страницы.
— Тутъ много есть стихотвореній Эдгара Поэ, сказалъ онъ наконецъ: — а между т?мъ н?тъ самаго знаменитаго и, быть можетъ, самого характеристическаго стихотворенія: «Воронъ». По правд? сказать, оно и непереводимо, какъ вообще говоря вс? стихи трудно переводить. Посл? того, что я выразилъ такую похвалу поэзіи Эдгара Поэ, мн? почти страшно представить его дамамъ въ такомъ обезображенномъ вид? какъ переводъ.
— Пожалуйста прочтите! закричало до полудюжины голосовъ: — мы уб?дительно просимъ васъ о томъ.
Свенъ взглянулъ на мистрисъ Дургамъ, и увид?лъ холодное, равнодушное лицо. Ни мал?йшаго сл?да любопытства или участія не выражалось на немъ.
— Вотъ одно изъ лучшихъ стихотвореній, сказалъ Свенъ, н?сколько смущенный такимъ невозмутимымъ равнодушіемъ: — оно называется:
АННАБЕЛЬ ЛИ.
«Много, много л?тъ прошло, какъ въ н?которомъ царств? у моря жила красная д?вица. Вы не знаете ее, а я назову ее Аннабель Ли. Она любила меня, а я любилъ ее, мою стройную, черноокую лань!
Я былъ ребенкомъ и она была ребенкомъ въ этомъ царств? у моря. Но не выразить словами, какъ любила она меня, какъ я любилъ ее, мою прелестную Аннабель Ли. Геніи воздушные плакали отъ зависти, смотря на насъ.
Вотъ и причина, что въ одну ночь буря разразилась изъ тучъ и захватила въ ледяныя объятія милую Аннабель Ли. Въ бур? явился ея знатный сродникъ и похитилъ мою дорогую лань и скрылъ ее въ могил? въ царств? у моря.
Геніи позавидовали намъ; в?дь они и вполовину не такъ счастливы, какъ мы. Вотъ причина, каждому изв?стная въ царств? у моря, почему въ одну ночь буря разразилась изъ тучъ и убила мою Аннабель Ли.
А все же она любила меня, а любилъ. ее, мою любимицу, стройную какъ лань и б?лую какъ сн?гъ. И вс? геніи въвоздух?, и вс? демоны въ мор? вов?ки не разлучатъ меня съ моей очаровательной Аннабель Ли.
И появится ли луна, а мои мечты уже объ Аннабель Ли. И блестятъ ли зв?зды, а въ моихъ глазахъ — глаза Аннабель Ли. И до разсв?та я обнимаю см?ло мою любимицу, мою жизнь, мою лань, мою нев?сту на гробниц? зд?сь у моря, въ гробу у шумнаго моря...»
— О, какая прелесть! что за очарованіе! дышетъ н?гой! какая н?жность! шептали, вздыхали и картавили голоса вокругъ чайнаго стола.
— Я нахожу, что все это таинственностью отзывается, зам?тилъ молодой адъюнктъ философіи.
— Что надо подразум?вать подъ именемъ знатнаго сродника? спросила молодая д?вица съ б?локурыми локонами.
— Ангела смерти, должно быть, отв?чалъ Свенъ сухо.
— О Боже! воскликнула молодая д?вица: — сколько тутъ ужасовъ!
Мистрисъ Дургамъ ничего не сказала. Пока гости распространялись въ остроумныхъ сужденіяхъ насчетъ б?днаго стихотворенія, она встала съ дивана и н?сколько разъ прошлась по комнат?. Потомъ опять подошла и остановилась н?сколько въ сторон? отъ другихъ, какъ-разъ противъ Свена.
— Тутъ есть еще и другое стихотвореніе, немного длинн?е перваго сказалъ Свенъ: — я охотно прочелъ бы и его, такъ какъ оно поясняетъ н?которымъ образомъ нашъ разговоръ объ американскихъ женщцнахъ, но боюсь утомить вниманіе общества.
— Умоляемъ васъ, прочтите еще; — вы такъ хорошо читаете! завопило до полдюжины голосовъ.
— Стихотвореніе это не им?етъ заглавія; наверху значится только «Къ —» и дв? черточки.
— Какая таинственность! восклинула д?вица съ б?локурыми локонами.
— Можно начинать?
— Пожалуйста.
«Одинъ разъ я вид?лъ тебя за много л?тъ назадъ. Это было въ полночь въ іюл?, при лун?, которая, какъ твоя душа, стремилась по крутой стез? на небо. Мягкая какъ шелкъ, серебристая вуаль окутывала священною тишиною, мракомъ и легкимъ сномъ сотни б?лыхъ розъ, поднявшихъ свои головки къ небу; розы росли въ саду, гд? тихо шелеститъ в?терокъ, на б?лыя розы, поднявшія головки къ небу и, въ отв?тъ на любовное сіяніе луны, разливавшія упоительное благоуханіе; на б?лыя розы, поднявшія головки къ небу,
