— Не вы ли говорили, что женщины такъ безпомощны, такъ смиренны, такъ покорны, что для нихъ страсть повиноваться есть самая сильная изъ вс?хъ ихъ способностей? Не вы ли определяете достоинство женщины, судя по таланту, съ какимъ развивается въ ней доброд?тель покорности? О, какъ низко вы думаете о женщинахъ!
— Напротивъ, я думаю высоко, очень высоко о женщинахъ. Я нахожу въ нихъ способности, которыя часто остаются неразвитыми, и доброд?тели, которыя часто превращаются въ противоположности, потому что мужчины объ одн?хъ не заботятся, а другихъ не въ состояніи понимать.
— Сл?довательно, вина падаетъ на мужчинъ?
— Разум?ется, потому что мужчина, какъ сильн?йшее существо, обязанъ возвысить до себя женщину; а вм?сто того онъ тянетъ ее за собою внизъ или допускаетъ ее совершать путь одиноко, карабкаться вверхъ утомленною и измученною. Что-жъ удивительная, если она на полдорог? задыхается, тогда какъ опираясь на его руку, могла бы совершить этотъ самый путь легко и надежно? Что-жъ удивительнаго, если она во цв?т? л?тъ умираетъ съ разбитымъ сердцемъ?
Свенъ произнесъ посл?днія слова съ глубокимъ волненіемъ. Воспоминаніе о благородной, несчастной матери овлад?ло имъ съ могущественною силой. А зд?сь рядомъ съ нимъ, озаренная сумрачнымъ св?томъ луны, стояла женщина — молодая, прекрасная, прекрасн?е даже его матери и, по всему видимому, не мен?е несчастная ч?мъ его мать. Сердце его переполнилось. Онъ готовъ былъ схватить руку этого прекраснаго существа и сказать: «Разскажи мн?, что мучитъ тебя? разскажи мн? вс? твои страданія. Для твоего счастья, для твоего спокойствія я съ радостью готовъ отдать посл?днюю каплю крови!»
Но губы его не шевелились, ни одного слова не могъ онъ произнести. Неподвижно смотр?лъ онъ па ландшафтъ. Былъ ли то туманъ, поднимавшійся съ р?ки, или слезы, навернувшіяся на его глазахъ, только ему казалось, что все вокругъ него облеклось покровомъ. Когда онъ вышелъ изъ своего оц?пен?нія — онъ былъ уже одинъ. Только на мигъ ему казалось, что появленіе мистрисъ Дургамъ и вся эта странная бес?да были мечтою воображенія. Но все ему сдавалось, будто онъ слышитъ еще этотъ глубокій, мелодичный голосъ и какъ-будто вся атмосфера еще пропитана ея присутствіемъ. И вотъ предъ нимъ на самой балюстрад? лежитъ букетъ изъ розъ, выпавшій изъ ея руки, тотъ букетъ, который онъ вид?лъ между двумя белыми складками въ плать? на ея груди. Онъ взялъ букетъ, съ горячностью прижалъ его къ своимъ губамъ и потомъ спряталъ на груди.
Ему хот?лось незам?тно скрыться съ своею драгоц?нною добычей. Невозможно казалось ему вернуться къ гостямъ, однако иначе нельзя было сд?лать. Тогда онъ опять вошелъ въ гостиную. Вс? гости расходились. Мистрисъ Дургамъ стояла между дамами, разговаривая съ ними спокойно, в?жливо, холодно, какъ была ц?лый вечеръ. Мистеръ Дургамъ и Бенно подошли къ нему.
— Я только что просилъ господина Вебера, сказалъ Дургамъ, называя Бенно по фамиліи: — принять участіе въ нашей прогулк? по горамъ завтра. Могу ли и къ вамъ обратиться съ тою же просьбой?
Свенъ поклонился.
— Въ три часа въ такомъ случай прошу собираться къ намъ.
— Я не опоздаю.
Свенъ подошелъ проститься къ мистрисъ Дургамъ. Она смотр?ла въ другую сторону, но какъ только онъ подошелъ, оглянулась и сд?лала шагъ ему на встр?чу.
— Такъ вы придете?
— Да.
Зат?мъ посл?довали церемонные поклоны.
Еще минута, и Свенъ съ Бенно очутились уже на улиц?. Бенно не умолкая говорилъ. Вечеръ провелъ онъ очень весело. У Дургама превосходныя колекціи, Дургамъ «чудесный малый» и они съ Дургамомъ условились сд?лать по горамъ «прогулку съ ц?лью геолого-зоолого-ботаническихъ изсл?дованій, и никогда бы онъ не могъ подумать, чтобъ подъ такимъ ростбифомъ предлагался такой «чудесный малый»».
— Что-же ты ничего не говоришь? спросилъ наконецъ Бенно, когда они подошли къ квартир? Свена.
— Разв? ты далъ мн? время хоть слово произнести?
— А в?дь что правда, то правда. Ну прощай до завтра! Такъ и ты участвуешь въ прогулк?? Это очень разумно съ твоей стороны. Ты удивительно возрастаешь въ ум? и мудрости. Прощай! Не забудь же лягушку. Она лакомится также и пауками. Ты, можешь ее угостить твоею очаровательною хозяюшкой.
Глава шестая.
Свенъ всю ночь не спалъ и только къ утру заснулъ тревожнымъ сномъ. Когда онъ проснулся, солнце стояло уже высоко. Едва усп?лъ онъ од?ться, какъ послышался тихій стукъ въ дверь и по его приглашенію вошла госпожа Шмицъ.
— Слава Богу, что вы наконецъ проснулись, господинъ баронъ! Еслибъ вы знали, какъ я въ это время замучилась! Четыре уже раза я тихо стучала въ дверь вашей спальни. Я такъ боялась, ужъ не умерли ли вы. Ахъ Господи! какъ вы бл?дны! Не прикажете ли чашку кофе съ яичнымъ желткомъ?
Госпожа Шмицъ, получивъ на то согласіе, такъ сп?шила, что пестрыя ленты отъ чепчика разв?вались позади, и она скоро вернулась съ завтракомъ.
— Да, да, говорила она, устанавливая чашки: — я всегда говорила, что это самый нездоровый домъ. Просто стыдъ и срамъ, что челов?къ отдаетъ своему ближнему внаймы не квартиру, а сырой подвалъ, и такую еще дорогую ц?ну съ него деретъ!
— Этотъ домъ? вашъ домъ? спросилъ Свенъ, озадаченный.
— Господи Іисусе! вы, господинъ баронъ, не на шутку должно быть расхворались! воскликнула Шмицъ, всплеснувъ руками: — какъ можно такъ думать о моемъ дом?? Мой домъ самый здоровый во всемъ город?.
— Да о какомъ же дом? вы толкуете?
— Какъ! о какомъ дом?? Разум?ется, о дом? этой Бартельманъ. Да и мудренаго ничего не можетъ быть: в?дь онъ стоитъ чуть не на половину въ вод?.
Госпожа Шмицъ засм?ялась презрительно и отбросила непокорныя ленты на плечо.
— Поистин? я не понимаю въ чемъ д?ло.
— О! воскликнула Шмицъ, потирая себ? руки и кивая головою: — господину барону не угодно только понимать. Разум?ется, тутъ ничего н?тъ удивительнаго, если хозяюшка, заботливая къ своимъ жильцамъ, знаетъ, гд? они свои вечера проводятъ. А выходитъ на пов?рку, какое бы ей д?ло, что они въ сыромъ дом? насморкъ получаютъ. Мн? хот?лось только разспросить о мистрисъ Дургамъ, потому что у меня всегда къ сердцу близки мои жильцы, хотя бы они и не удостоивали бол?е меня своимъ пос?щеніемъ, хотя бы и предпочитали моему дому сырой подвалъ, гд? на вс?хъ балкахъ грибы наросли... Не будетъ ли какихъ приказаній, господинъ баронъ?
Госпожа Шмицъ была оскорблена такъ же глубоко, какъ глубокъ былъ книксенъ, которыми она заключила свою р?чь. Свенъ вид?лъ, что наступила пора укротить ея гн?въ. Не она ли можетъ ему разсказать о мистрисъ Дургамъ? Госпожа Шмицъ вдругъ пріобр?ла въ глазахъ Свена особенную важность.
— Но, мил?йшая госпожа Шмицъ, зач?мъ же вы мн? тотчасъ не сказали, что домъ Бартельманъ именно тотъ, въ которомъ живетъ мистрисъ Дургамъ? Я совс?мъ забылъ, что вчера еще вы мн? объ этомъ толковали. Не хотите ли посид?тъ со мною, госпожа? Шмицъ Въ настоящую минуту в?дь у васъ н?тъ особеннаго д?ла на кухн?.
— О! господинъ баронъ, вы очень милостивы, сказала мигомъ укрощенная хозяйка съ глубокимъ — но безъ нервной раздражительности — книксеномъ и садясь на краешк? предложеннаго стула.
— Да, вотъ что я хот?лъ вамъ сказать, любезная госпожа Шмицъ: в?дь домъ-то д?йствительно очень сырой и я объ этомъ вчера же говорилъ мистрисъ Дургамъ.
— Неужели? и она говорила съ вами обо мн??
— О, конечно!
— И она наговорила вамъ что-нибудь дурное про меня? спросила, госпожа Шмицъ съ особеннымъ
