опознаваемых образов (основной гештальт-код), иными словами, это всегда углы, кривые, плоскости, соположения различных геометрических фигур, нагруженных общепринятым куль-
турным значением. Напротив, в нефигуративной живописи, в серийной музыке, в некоторых
произведениях 'новейшей' поэзии устанавливается, как мы видели, автономный код (являющийся
рассуждением о самом себе, собственной поэтикой). Таким образом, произведение вырабатывает
и формулирует нормы, которыми оно само руководствуется. И с другой стороны, оно ничего не
может сообщить, если эти правила неизвестны заранее. Отсюда великое множество пояснений, которыми художник вынужден снабжать свое произведение, например, презентации каталогов, объяснение математических оснований, на которых построена музыкальная композиция, примечания к стихам и т. д. Произведение искусства до такой степени стремится отойти от
существующих установлений во имя собственной свободы, что вырабатывает собственную
систему коммуникации; тем не менее, сообщить что-то оно может только в том случае, если
опирается на уже существующую систему языковой коммуникации (декларация принципов
собственной поэтики), которая используется как метаязык по отношению к тому языку- коду, который устанавливается самим произведением.
И все-таки последние события в мире живописи свидетельствуют об известных изменениях
сложившейся ситуации. Мы не хотим сказать, что это единственно возможный способ решения
проблемы, мы полагаем, что это
Различные тенденции в современной постнефигуративной живописи, в частности новая
фигуративность ассамбляжа, поп-арта и т. д.,
кодам. Дерзость художественного решения заключается в том, что художник использует уже
готовые коммуникативные структуры: предметы обихода, картинки, афиши, набивочную ткань с
цветами, 'Венеру' Боттичелли, наклейку кока-колы, 'Сотворение мира' из Сикстинской капеллы, журналы мод, тюбики из под зубной пасты. Речь идет об элементах языка, который что- то
'говорит' тому, кто привык этими знаками пользоваться. Очки Армана, флакончички
Раушенберга, флаг Джонса суть означающие, обретающие свои значения в кругу определенных
кодов.
174
И здесь художник тоже преображает знаки одного языка в знаки другого, устанавливая в
конечном счете в произведении искусства новый код, в котором адресату надлежит разобраться.
Создание нового кода для каждого произведения, а иногда для ряда произведений одного и того
же автора по-прежнему является неотъемлемой чертой современного искусства, но введение этого
нового кода происходит благодаря системе уже сложившихся кодов.
Комикс Лихтенштейна в точности соответствует языковым конвенциям комикса вообще, эмоциональным, этическим и идеологическим ожиданиям потребителей комиксов, только позже
художник изымает его из первоначального контекста, помещая в новый и тем самым наделяя
новыми значениями и созначениями (Маурицио Кальвези увидел здесь возможности новых
пространственных решений). В итоге, художник действует в соответствии
принципом, который Леви-Строс применительно к 'ready made' назвал 'семантическим
вкраплением'. Но то, что проделывает художник, обретает смысл только в том случае, если он не
упускает из виду исходные коды, нарушенные и актуализованные, отвергнутые и подтвержден-
ные.
Такова в терминах теории коммуникации характерная ситуация в искусстве 60-х годов, вызванная, как это имеют обыкновение описывать, пользуясь довольно шаблонным выражением, 'кризисом
нефигуративности'. Трудно согласиться с тем, что в данном случае речь идет о некоем кризисе, обусловленном нестабильностью всякого произведения, которое стремится к автономии кода и
абсолютной новизне. И все же о кризисе или ситуации растерянности в определенных
художественных кругах говорить можно. Мы пытались поближе обрисовать ситуацию, в которой
