Lost structure

'отсутствие' — ясно, однако, что речь идет о метафоре, — обязано вторжению наслаивающихся

друг на друга конвенций. Сообщение прозрачно вовсе не из-за своего 'отсутствия': сразу и вдруг

оно мне не раскрывается, оно непрозрачно, потому что отторгает коды, которые ему оказываются

чуждыми. Наиболее адекватные действия состоят в том, чтобы сделать ряд шагов ради

восстановления исходного кода и проверить, насколько верны выдвинутые гипотезы. Конечно, пригодность кодов подчинена логике означающих, но мы уже видели, что и сама по себе логика

означающих, коль скоро мы выделяем эти означающие, а не другие, есть продукт уже

состоявшейся декодификации. Некий ритм, геометрическая или арифметическая упорядоченность, которые заведуют определенными формами и не дают мне приписать им значения, противоречащие складывающимся закономерностям, уже представляют собой какую-то

гипотетическую структуру. Имея последовательность 2, 4, 6, 8, логично предположить, появление

10, но только при том условии, что исходя из собственного опыта, я считаю, что передо мной

совершенно определенный вид прогрессии (каждое следующее число больше предыдущего на

два). Если даны числа 3, 7, 10, то одна логика ряда устанавливается, когда я подчиняю его коду-

www.koob.ru

правилу: 'каждое сле-

368

дующее число получается путем прибавления предыдущего', таким образом, следующим числом

должно быть 17. Но если код относится к ряду чисел, наделенных сакральным значением (Троица, смертные грехи, заповеди), то логика будет другой, и числовой ряд должен быть иным и

последнее число, возможно, будет семьдесят семь 193.

Подчеркивая значение 'логики означающих', мы на самом деле воздаем должное

последовательности использованных кодов. На краю этой бездны смыслопорождения ощущается

не пустота, но неисчерпаемое богатство социально-исторических кодов, которые борются с

сообщением, обеспечивая ему жизнь во времени. И длительность этой жизни зависит от того, насколько оно намеренно 'открыто', и от того, насколько оно оказывается кстати. Во всяком

случае, коммуникативная цепочка предполагает историческое измерение, разворачиваясь

историей, она историей же и обосновывается.

И если вполне можно представить себе эту яростную схватку между структурой и историей, то не

только потому, что структура, о которой идет речь, не является орудием синхронного исследования

исторических в своей сути явлений, но потому что с самого начала структура понимается как

отрицание истории в той мере, в какой она претендует на обоснование Тождественного.

193 Ср. анализ 'Кошек' Бодлера, проведенный P. Якобсоном и К. Леви-Стросом ('Les chats' di Charles Baudelaire, di P. Jakobson e C. Levi-Strauss, 'L'Homme' gen -aprile 1962), который должен являть собой пример

'объективного' структурного анализа. Несомненно, что это структурный анализ, но что означает в данном

случае 'объективный'? Если стихотворение обретает статус некоего 'абсолютного объекта', так это потому, что анализ, проведенный на одном уровне, отсылает к анализу на другом уровне, и все они вместе

'поддерживают' друг друга (что полностью совпадает в нашим представлением об эстетическом идиолекте, о

котором речь шла выше). Разумеется, выявление фонологических и синтаксических структур может

показаться вполне объективной операцией, но как быть с утверждением авторов о том, что 'эти феномены

формальной дистрибуции в свою очередь покоятся на семантическом фундаменте'? Мы определенно имеем

дело с прочтением каких-то элементов, обретающих коннотативное значение в свете тех или иных

культурных кодов (как, например, при имени Эреб возникает коннотация tenebre (мрак), и с этого момента

соответствия в плане означающего устанавливаются по указке плана означаемых, и это вполне естественно.