многих значений и смыслов.
II.4.
И подобно тому как это происходит в области семантики, изучение крупных синтагматических цепей и
нарративных 'функций' также слишком часто оказывается в зависимости от утопического
представления об объективности означающих. В этом случае внимательное прочтение Аристотелевой
'Поэтики', от которой так зависит множество работ по нарративному дискурсу, могло бы избавить от
многих заблуждений. Разумеется, можно рассматривать фабулу как ряд
бинарных функциональных оппозиций, но нельзя распознать эти функции, не приписав загодя каждой
из них какого-то смысла и, стало быть, значения. Что значит, например, что с каким-то персонажем
должно случиться что-то ужасное или жалостное? Это значит, что с ним должно произойти что-то
такое, что в глазах членов конкретного сообщества должно считаться ужасным или жалостным.
Страшно или нет, если персонаж обречен, сам того не ведая, пожрать своего сына? Конечно, страшно и
древнему греку, и современному западному человеку. Но нетрудно представить себе такую модель
культуры, в которой это ритуальное поведение не будет выглядеть страшным. Понятно, что древний
грек испытывал сострадание, видя, что Агамемнон
мы познакомились с этой историей вне исходного контекста и узнали бы, что человек исключительно
из суеверия согласился убить свою дочь, все это показалось бы нам неприятной историей, и мы
испытывали бы по отношению в Агамемнону не сострадание, а презрение и поинтересовались бы, понес ли он заслуженное наказание. 'Поэтика' непонятна без 'Риторики': функции обретают смысл
только в сопряжении с
структур отсылает к социально-историч. обусловленности кодов; оно небезуспешно может развиваться
как изучение констант повествования, но не следует превращать очередную
окончательную, даже если вслед за выделением функций неизбежно возникает вопрос, а не осно-
вываются ли они на психофизиологических константах.
371
III. Языковые универсалии
III.1.
И здесь возникает проблема языковых универсалий, т. e. тех самых поведенческих констант, благодаря которым во всех известных языках выделяются сходные решения, иначе говоря, встает
вопрос о том, что собой представляют интерсубъективные основы коммуникации. Чарльз Осгуд
утверждает, что коды разных языков похожи на айсберги, только малая частичка которых
выглядывает из воды, между тем общий фундамент языков находится как раз под водой, там
складываются универсальные механизмы метафоры и синестезии, укорененные в
психофизической общности людей 195, и Роман Якобсон считает, что поиски универсальных
семиотических констант — это главная проблема лингвистики будущего (и всякой будущей семи-
ологии) 196. Якобсон достаточно проницателен для того, чтобы понимать, какие
эпистемологические нарекания может вызвать такая постановка вопроса, и все же он замечает:
'Нет сомнения, что более точные и исчерпывающие описания существующих в мире языков
