нарисовать!..
Хорошо помню как два моих снаряда угодили в правый двигатель бомбардировщика, три других попали в район кабины, откуда во все стороны торчали несколько пулемётов (видимо это был Ju88. — Прим. авт.). Из подбитого двигателя немецкого самолёта сразу повалил дым, но что было дальше с ним я не знаю…
Тут вижу, слева от меня с разворота на Як-7 нашего командира Пологова заходит «фоккер», а дистанция — рукой подать, если б не рёв моторов, крикнуть можно было бы. Огонь открыть уже не успеваю, ну и довернул. Чувствую удар, хороший такой! Расстояние было настолько малым, что всё вооружение «фоккера» «отпечаталось» на моём самолёте. Пулемёты прошили мотор, а два не взорвавшихся пушечных снаряда симметрично пробили приборную доску вокруг часов и вылетели наружу. Другие поразили консоли, в каждой из которых образовалось по паре внушительных пробоин. В общем, отделал «немец» меня, будь здоров!
Я сразу встал в вираж, мотор тут же закашлял и остановился. Пока скорость не упала поворачиваю на свою территорию и планирую. Протянуть надо было километров пять-шесть, но мотор остановился и пришлось садиться прямо перед собой. А внизу танковый бой, клубы дыма, что-то горит, взрывы. У меня даже мысль мелькнула, что надо было прыгать с парашютом, а сейчас это было уже поздно…»
Едва не цепляя брюхом своего подбитого истребителя башни своих и чужих танков, Анатолий в последний момент довернул к почему-то остававшемуся свободным полю. Привычным движением выключил зажигание и перекрыл кран подачи горючего. Земля приближалась. Уперевшись одной рукой в приборную доску, чтобы не разбить лицо о прицел, лётчик посадил израненный самолёт на фюзеляж. «Як» заскользил по земле, цепляясь маслорадиатором и лопастями за бугры и неровности грунта. В этот момент сзади прогремел взрыв. Оказалось, что местом вынужденной посадки было минное поле, но бронеспинка выдержала удар осколков и взрывной волны, защитив пилота, хотя вся хвостовая часть фюзеляжа с оперением буквально развалилась.
«Выбираюсь на крыло, — продолжает Анатолий Сергеевич, — и слышу кричат: «Не двигайся! Минное поле!» А я и сам уже понял. Сижу смотрю, как ко мне минёры ползут, проход делают. Но времени на это и потребовалось изрядно, а потому «загорал» я до самого вечера. Бой постепенно откатывался на запад, так что особой тревоги я не испытывал, только шальные снаряды изредка залетали. В общем, ночевать я остался у вызволивших меня сапёров, а наутро, когда вышел из их землянки, смотрю: «Лавочкин» подбитый садится на это же поле. Ну, всё как у меня. Только коснулся земли — взрыв. Когда саперы туда добрались, то выяснилось, что лётчик погиб.».
Опыт приходил к молодому пилоту с боями, в которых удавалось выполнить боевую задачу и остаться в живых. После встречи с FW190, Анатолий, познавший мощь оружия этих немецких истребителей «на своей шкуре» старался больше не подставлять им хвост своего «Яка». Неприятно поразили молодого лётчика и возможности знаменитой «рамы» — FW189. Однажды он вылетел с капитаном Манкевичем на перехват этого разведчика.
Пользуясь данными постов ВНОС, зашли, как положено, со стороны солнца и устремились со снижением в атаку. Но немцы тоже не лаптями щи хлебали. Экипаж разведчика в ходе поиска постоянно и внешне неорганизованно менял курс, и в тот момент, когда пилоты «Яков» готовились открыть огонь, «Фокке-Вульф» в очередной раз лёг в разворот. «Мы естественно проскакиваем, — вспоминал Анатолий Сергеевич, — а эта «каракатица» уходит к земле и в нашу сторону! Атаковать снова невозможно и мы разворачиваемся, а она уже над самыми деревьями. Задняя турель у неё была хитрая и могла вращаться в вертикальной плоскости на все 360°, а была ещё и верхняя, а также носовые огневые точки. Вдобавок самолёт был неплохо бронирован. В общем, сбить её с одного захода мало кому удавалось. Не зря за это без разговора давали «красную звезду», а то и «знамя» (ордена Красной звезды и Боевого красного знамени. — Прим. авт.).
И вот давай мы её гонять. Уйти она не может — скорость почти в двое меньше чем у истребителя, но до чего вертлявая машина. Манкевич её атакует, а та тут же в разворот над самой землей, а мы-то так не можем. У «Яка» нагрузка на крыло побольше. Истребитель из-за большой разницы в скоростях отваливает. Затем подхожу я, а потом снова Манкевич. Заходим один за другим, короткая очередь и в сторону, а результата никакого! Наконец, выхожу в очередную атаку, смотрю: один спаренный пулемет замолчал — Манкевич-таки убил стрелка, но мне от этого не легче. «Рама» висит на крутом вираже и ей хоть бы что. Почти вертикально на крыло встала! А радиус-то разворота у неё маленький, потому и вынос у меня по целику приличный. Чувствую, если сейчас потяну ручку управления, чтобы сократить вынос, то обязательно сорвусь в штопор. А земля-то вот она, рядышком…
Покрутились мы так ещё минут пятнадцать. Смотрю, горючее заканчивается, пушечных боеприпасов уже нет и в последней атаке я стрелял только из пулемётов, пришлось выходить из боя.»
Однажды пришлось встретиться над полем боя с эскадрильей «охотников за танками» Ju87G, вооруженных 37-мм пушками. Некоторые из них вместо крыльевых пулемётов, используемых для пристрелки, несли еще и 20-мм пушки. «Мощность огня у этих штурмовиков была просто ужасная, — рассказывал Алексей Сергеевич, — конечно, сама машина была весьма неповоротливая, настоящий утюг. Это объяснялось нагрузкой от постоянно висевших под консолями тяжёлых пушек, да и скорость у неё была явно недостаточная (не зря «лаптёжников» даже наши Ил-2 успешно били), но не дай бог попасть под огонь носового оружия…
Однажды, помню, подходим к линии фронта, а там уже «карусель» раскручивается. «Яки» соседнего 157-го авиаполка одной группой оттеснили «мессеров», а второй прихватили Ю- 87 уже буквально над нашими танками. «Юнкерсы», понятное дело, встали в круг, но задняя огневая точка у них слабовата — всего один обычный пулемёт (спаренный MG81Z. — Прим. авт.). Бронирование тоже не бог весть какое, поэтому вся надежда у немцев была на идущий сзади самолёт и его вооружение. С этого круга и пошли на штурмовку наших танков — задание-то надо выполнять. И вот наблюдаю такую картину: пикирует «Юнкере», а за ним наш «Як», за которым тоже идёт «Юнкере», ну и за ним тоже наш истребитель. «Як», который на хвосте у головного «лаптёжника», сбивает его и тут же получает полновесный залп от того, который позади. Истребитель буквально в клочья разнесло. Правда, и второму немцу не поздоровилось: шедший позади него наш истребитель тут-же вогнал его в землю невдалеке от первого.
Тем же летом 43-го произошёл один интересный случай. Однажды пришла в 163-й ИАП шифровка, из которой стало известно, что над фронтом под прикрытием «фоккеров» действует одинокий «Як» без звёзд, но с бортовым № 02 и успешно сбивает внезапными атаками наши самолёты. Причём, «фоккеры» в бой не вступают, а держаться в стороне или имитируют преследование «Яка», который пристраивается к группе наших самолётов и опять-таки сбивает один-два самолёта. Приказ был лаконичен: посадить или сбить «оборотня». Вообще надо сказать, что несмотря на обилие трофеев, захваченных обеими противоборствующими сторонами, практика использования вражеских самолётов на фронте, несмотря на кажущуюся привлекательность, была весьма ограничена и реально насчитывает буквально считанное количество эпизодов. Причина проста: в случае непредусмотренного развития событий, лётчик, рискнувший использовать на фронте «чужие крылья», почти гарантированно погибал.
Как бы там ни было, но разговоров на эту тему лётному составу хватило, а через два часа в воздух было поднято дежурное звено, в которое входили пары Манкевич — Морозов и Корсунский — Погожин.
