принуждению, и сражались за королевское знамя в далеком Бахристане и в еще более далеком Загорье, что лежит за Закатными горами. Ныне же Загорье было покорено, а Бахристан, хоть и не встал еще под руку короля Марка, прислал послов для заключения мира на все времена, и, пожалуй, подрастающим в горской стране юношам негде будет показать свое умение сражаться, разве что король бросит взор еще дальше на запад, в страну магов Халкедон…
Однажды ночью в крепость принесли тело подстреленного охотником каптара.
Женщины пекли хлеб. Этим делом в крепости занимались не часто — раз в две или три недели, и требовало оно всех женских, имеющихся в крепости, рук, даже ковры в этот день не ткали.
В большом чане смешивали воду и муку, добавляли туда соль и закваску, потом долго, сменяя друг друга, месили тесто. Когда тесто переставало прилипать к рукам, его вытаскивали на длинный стол и снова месили, разделив на небольшие куски. Потом тесто раскатывали тонко-тонко и укладывали на железные противни. Эти противни ставили на железную решетку в стоявшую во дворе крепости печь. Под решеткой разводили огонь, который должен был быть равномерным и не дымить, поэтому дрова отбирались определенного размера и только сухие.
Аник следила за огнем, подкладывая тонкие поленья и выгребая золу. Когда хлеб был готов, Аник звала кого-нибудь из женщин, они вместе доставали тяжелые железные противни и отставляли в сторонку — остывать.
Еще не рассвело, только над горами появилась светлая полоска, предвещавшая скорое появление солнца. Ночь казалась еще темнее от гудевшего в печи пламени, и Аник немножко боялась — не по- настоящему, а так, как боятся дети страшных сказок, рассказанных им на ночь: и сердце замирает от ужаса, и каждая тень кажется страшным троллем или горным великаном, но в глубине души отрадно и сладко сознавать, что здесь, за стенами дома, тебя никто не тронет, и не проберется сюда ни кровожадный гоблин, ни злой кобольд…
Гревшаяся у огня собака вдруг вскочила и тихо заворчала, глядя в темноту и напружинившись, как перед прыжком.
Старый Кена спустился со своей башенки, поздоровался с Аник и сказал:
— Кто-то поднимается по дороге в крепость, дочь князя. Я не хочу шуметь, но ты побеги в караулку…
Чтобы воины не путались под ногами, женщины, начав печь хлеб, отправили их спать — не по домам, потому что это не понравилось бы князю Варгизу, но в небольшое помещение рядом с кухней, где дружинники обычно грелись в случае непогоды. Аник сбегала туда и растолкала Джоджо:
— Джоджо, вставай, кто-то идет в крепость!
Джоджо, прихватив копье, выскочил во двор. Кена уже отпирал боковую калитку, которой пользовались, когда ходили за водой, или когда в крепость приходил пеший путник.
— Свои, свои, — успокоил Кена встревоженного Джоджо, — Гив на охоте подстрелил чужака и принес в крепость посмотреть, кто это.
Гив был юноша из соседнего с крепостью селения. Он совсем недавно стал взрослым и получил право именоваться мужчиной.
Сгибаясь под тяжестью ноши, Гив вошел в калитку и осторожно опустил тело на плиты, которыми выложен был двор крепости.
— Я подстерегал волка — того, который повадился в овчарню; услышал шорох и спустил тетиву… — говорил он, переводя с трудом дух, и Аник показалось, что ему хочется плакать, — я же не знал, что это — человек…
Джоджо побежал в караулку за факелом.
— Успокойся, Гив, ты поступил, как следовало, — сказал старый Кена. — Если бы это был свой, он не таился бы, не шастал бы по задворкам в темноте, не лез бы в овчарню. Значит, это вор, — (а среди горцев воров не бывает, и воровство карается смертью), — или это чужак, который явился к нам вынюхивать и высматривать…
Джоджо вернулся с факелом и подсунул его к лицу трупа.
— Вэй! — воскликнул Кена, отшатнувшись, — буди князя, Джоджо, быстрее, а я пошел звонить в колокол.
Джоджо велел женщинам убираться со двора и побежал в опочивальню князя. Тревожные звуки сигнального колокола огласили окрестные горы. Из караульной выбежали дружинники, дежурившие этой ночью; из глубины крепости, из домов, лепившихся к задней стене княжеских покоев, выскакивали полуодетые воины с копьями и луками в руках.
— Вах, хлеб сгорит! — закричала одна из женщин, Нина, жена Джоджо, бросаясь к печи и в одиночку вытаскивая тяжелую решетку, уставленную противнями. — Война — не война, а кушать вам всем надо! — огрызнулась она на пытавшегося прогнать ее воина.
— Что случилось? — спросила перепуганная Аник у одной из девушек, забившейся в уголок кухни, — кто это?
— Не знаю, — отозвалась девушка, теребя уголок платка и не сводя глаз с мертвого тела, распростертого на плитах, — я никогда такого не видела.
— Это каптар, — сказала Нина, — я сама их не видела, но муж мне рассказывал, какие они, каптары — они не носят одежды, их тело поросло рыжей шерстью, их глаза красны, как угли, а изо рта торчат собачьи клыки…
Скоро тело пришельца скрылось из виду за спинами подбежавших мужчин.
Пламя факелов побледнело в утреннем свете.
Вышел князь. Мужчины расступились.
Князь склонился над телом и подтвердил слова женщины:
— Да, это каптар. Где и когда это случилось?
Гива поставили перед Варгизом. Испуганный больше необходимостью вот так, вдруг, давать отчет князю, чем самим происшествием, Гив, запинаясь, повторил свой рассказ.
— Он был один, — сказал князь, выслушав юношу, — иначе ты был бы уже мертв. Он был один, и это мне не нравится. Не бывало еще, чтобы каптары засылали лазутчиков. Они приходят всей ордой, у них нет ума, они не умеют воевать… Но проверить надо.
Князь разослал дружинников с собаками обыскать окрестные горы, и сам пошел с Джоджо и Гивом на то место, где охотник подстрелил свою страшную добычу. Двор крепости опустел, рядом с телом каптара остался только старый Кена.
Аник робко вышла из кухни и остановилась у дверей.
— А, дочь князя! — кликнул ее старый Кена, — подойди сюда, не бойся! Он не страшный уже, он мертвый. Их надо бояться живых.
Кена сплюнул. Аник подошла ближе.
— Вот, смотри, каптар. Неужто они снова собираются в набег? Но князь прав, я не слышал, чтобы каптары воевали, как люди, чтобы в одиночку отправлялись во вражескую страну, вынюхивать и высматривать…
— Кена, а это не йети? — спросила Аник, — говорят, йети похожи на каптаров, а мама сказала, что йети убивать нельзя…
— Нет, дочь князя, это не йети. Смотри, — кончиком стрелы Кена приподнял верхнюю губу каптара, обнажив его зубы. — Видишь, какие клыки? В точности, как у овчарки. И ноги — у йети ноги короткие и кривые, а у этих — длинные, длиннее туловища, они очень быстро умеют бегать, эти твари…
Кена снова сплюнул.
— Вэй, а в крепости едва ли два десятка мужчин наберется, и столько же в селении… Вэй, если они недалеко, вэй!..
Скоро вернулся князь, и остальные мужчины. Пока слова князя подтвердились: кроме одиночного следа в кустах за овчарней, нигде не было и духу каптаров. Джоджо с Гивом отправились проследить путь пришельца — туда, в горы, откуда он явился. Вдогонку им князь послал еще двух воинов из числа вернувшихся прошлой осенью, и разослал гонцов по окрестным крепостям с вестью о появлении в горах исконных врагов человека. Тело каптара закопали на склоне горы, но прежде отрубили голову и положили в
