бурдюк, наполненный солью. Князь Варгиз велел Вардану отвезти этот бурдюк в Твердыню, верховному князю Горису.
— Проси у него воинов, хотя бы два десятка, — напутствовал князь свойственника, — у нас слишком мало людей, если каптары пойдут по нашему ущелью, мы не сможем их задержать. Всадники нам не нужны, только лучники.
Когда гонцы разъехались, началась подготовка крепости и селений к нашествию. Разросшиеся на склонах Красной и Дозорной гор кусты вырубили, пощадили только шиповник, затенявший своими ветками источник, но и его подрезали довольно низко. Князь велел проверить пригодность припасов в кладовых и погребах крепости. Ох, и досталось тут Арвик за заведшихся в сушеных яблоках червей и заплесневевший сыр! Арвик оправдывалась тем, что ей было сказано не трогать вот это и вон то, сложенное, дескать, на случай осады, вот она и не трогала. Из Дозорной башни приехала Прудис с грудным сыном, приехала за помощью — в Дозорной башне не хватало припасов и прохудились емкости для запаса воды, Прудис просила прислать опытного человека для починки. Вместо того чтобы вернуться домой, Прудис осталась в Красной крепости, изгнала Арвик из кухни, усадила дочь князя скоблить сыры и раскладывать их на камнях для просушки, сама занялась пересмотром сушеных фруктов, отделяя вовсе изъеденные червями на корм свиньям, и пересушивая в печи то, что можно было еще спасти.
Что ни день, в крепости резали барана или кололи свинью, мясо вялили или засаливали, даже кровь высушивали в больших поддонах из железа, превращая ее в порошок — из этого порошка можно было готовить потом похлебку.
Князь велел сварить побольше смолы и заготовить как можно больше дров, и ни одно полено не попадало теперь на кухню, кухонный очаг топили хворостом и соломой, дрова нужны были поддержания огня под смоляными котлами.
Постепенно в крепость возвращались гонцы — вначале из ближних селений и крепостей, потом из отдаленных; последним вернулся Вардан. Все говорили одно и тоже — нигде никаких следов каптаров, везде спокойно; верховный князь, по словам Вардана, вроде бы и не встревожился, но лучников выделил, надлежало их ждать в ближайшее время. Прудис схватилась за голову — их ведь тоже надо кормить, нападут ли каптары, нет ли.
Вернулись и Джоджо с Гивом и воинами.
Нет, следов большого количества каптаров они не нашли, но этот был не один, еще двое или трое бродили где-то в окрестных горах, однако, как видно, бежали. Проследить их путь до конца не удалось, в скалах, на голых камнях, след затерялся, дозорные на перевалах не видели и не слышали ничего подозрительного, и убеждали Джоджо, что каптар пришел с равнины. Но Джоджо, покачивая головой, сказал князю:
— Нет, не с равнины, с гор. Как видно, они нашли новую лазейку, и послали лазутчиков разведать, как тут у нас, готовы ли мы к встрече врага, или мирно спим, почесываясь. Они столько лет воюют с людьми, что, верно, чему-то от нас научились. В этом году они вряд ли придут, лето кончается, но ждать их надо. Должно быть, явятся в следующем…
Но ни в следующем году, ни еще через год каптары не появились.
Переполох постепенно забылся. Лучников, присланных князем Горисом, распределили по окрестным селениям на прокорм, даже в поселок шаваб послали троих. В крепости осталось пятеро, они держались особняком от прочих, и не желали работать в поле, отговариваясь, что, де, они не крестьяне, а воины, их дело — стрелять врагов, а не пахать землю. Князь попробовал пристроить их к охоте, но и охотники они были никудышные, дичи приносили мало. Основным их занятием было слоняться по двору крепости и дразнить женщин, работавших по хозяйству и в ковровой. Аник они не задевали — слишком мала, и к тому же дочь князя.
Аник продолжала заниматься с отцом Константином, прочитала уже все книги, лежавшие в книжном ларе, обучилась игре на комузе и сабзе, неплохо играла в шахматы — даже князь Варгиз иногда сражался с ней за шахматным столиком. Отец Константин радовался успехам девочки, и жаловался, что мало чему может научить ее. Она хорошо уже владела языком шаваб, и хотела выучить также и язык Межгорья, но учителя не было — знавшие язык воины, вернувшиеся с войны, обзавелись семьями и жили не в крепости. Старый Кена научил Аник нескольким словам на языке народа равнины, и, когда Вардан приезжал в крепость, Аник приставала к нему, чтобы пополнить свой словарный запас.
Взрослея, Аник все реже вспоминала предсказанное ей. Жизнь девочки была суровой и полной забот, и в этой жизни больше не было места сказкам. Тамил, старшей дочери князя, для всех, и для Аник тоже, не было в живых. Раз в год отец Константин служил поминальную службу, поминая усопшую отроковицу; когда Хильда была еще разумна, она ворчала, утверждая, что Горному Королю не понравится, что его жену отпевают при жизни. Но Хильда давно уже находилась за той чертой, где пребывают бессловесные дети и за которую уходят дряхлые старики. Жизнь еще теплилась в ней, она ела, пила и спала, иногда бормотала что-то себе под нос, невнятное и непонятное никому, кроме Прудис. Горский язык она забыла. Прудис пыталась перевезти бабушку к себе, боясь, что старуха станет в тягость князю, но князь Варгиз запретил ей, во-первых, потому что Хильда давно уже была членом княжеской семьи, во-вторых, старая женщина вряд ли смогла бы переехать, дорога в Дозорную башню была трудна и для молодого и здорового человека.
Однажды Аник побывала в гостях у Прудис, провела в Дозорной башне несколько дней. Башня, собственно, представляла собой небольшую крепость, с внутренним двором, хозяйственными постройками, небольшим огородом, где посажены были лук, чеснок, травы для супа и еще кое-какие овощи. Несколько низкорослых яблонь образовывали маленький садик. Прудис показала Аник глубокую яму, выдолбленную в скальной породе, на которой стояла башня.
— Вардан принесет из долины землю, и я посажу шиповник, — сказала она, — там, где растут девочки, должны цвести цветы.
Родив уже двух сыновей, Прудис была опять беременна и ждала девочку.
В башне жила еще одна женщина, жена одного из двоих приписанных к башне воинов, но она была молода и неопытна, выросла в далеком селении, заметно робела перед Прудис, а уж Аник и вовсе боялась показаться на глаза. Прудис она называла не иначе, как княгиней, и это забавляло Аник — ну какая же Прудис княгиня?
Аник удивлялась тому, как Прудис, имея двоих маленьких детей, успевает управляться с хозяйством, да еще заниматься рукоделием — Прудис вышила для башни новое знамя, с гербами дома Варгиза — орлом — и предков Вардана — золотым солнечным диском.
— Мои сыновья будут князьями дома Варгиза, — с гордостью сказала она, показывая знамя Аник, — муж мой тоже принадлежит к нашему роду, бабка его матери была троюродной сестрой нашего прадеда.
Аник было странно и немного неприятно, что Прудис, которую она, Аник, как и все остальные, считала почти шаваб, вдруг заговорила о своей принадлежности к роду князей Красной крепости. Хоть это и было правдой — дед Прудис приходился родным дядей князю Варгизу.
Когда Аник вернулась в крепость, она тоже села за вышивание — старинное знамя Красной крепости погибло вместе со старшими братьями Аник, а новое, которое начала вышивать Тамил, лежало неоконченным вместе с остальными ее вещами — платьями, поясами, тряпичными куклами и серебряными головными украшениями.
Аник не стала продолжать начатое старшей сестрой. В сундуках с приданым Тамил нашлось белое полотно, плотное и гладкое. Нитки для вышивания Аник спряла сама, взяв самую тонкую и длинную шерсть, и выкрасила в алый цвет, потому что гербом Красной крепости и дома Варгиза был алый орел с распростертыми крыльями. Когда вышивка была окончена — а на эту работу ушло у нее около трех лет — и осталось только обшить полотно красной каймой с кистями из витого шнура, — случилось то, чего опасался князь Варгиз, и о чем предупреждал Джоджо.
В горскую страну пришли каптары.
