В белый мрамор колесницы. Через гребни водопадов И падение каскадов Колесница эта мчится. Кони с круч — вскачь, Белым вздыбились буруном, Перед мчащимся Нептуном Затрубил в трубу трубач… Прочь с его пути, дома, С петель падайте, оконницы! Как сошедшая с ума Скачет водяная конница. Грянув, словно взрыв и шквал, Не успеет этот вал Задержаться в серых глыбах, Как промчатся между скал Пузаны верхом на рыбах, Все в извивах покрывал,— В город путь фонтан прорвал, Скакуны вдруг встали дыбом. Всё это теперь не удержать! Струи, словно струны, разбегаются, Расплетаются, переплетаются В непокорного фонтана прядь, Чтобы вдруг застыть навек и стать Мертвым камнем. В нем запечатляется Папского заклятия печать. Е. Долматовского

8

ГЛАЗА

Когда очутился он рядом,               я просто не понял вначале, зачем пронеслись вдоль сердца               такие внезапные тени, как будто коснулся раны,               иль вспомнил обиду отчаянную, иль душу пронзили болью,               пытая мое терпенье. Он молча стоял напротив               и улыбался некстати, и как-то бездушно мерцали —               туманно, устало, бескрайно — две сизые стылые капли,               два полых сосуда смятых, в которых уже не осталось               ни искры, ни грусти, ни тайны. Незрячий. Висок продавлен               тугим беспощадным шрамом, зажившая круглая рана —               как будто застывший крик. Стоял он средь шумного города,               оглохший от грома и гама, печальный и нерешительный,               как мальчик или старик. Друг меня познакомил               с этим странным синьором. Вначале, казалось, нехотя,               а вскоре в жарком порыве, уставившись на собеседника               немым бесконечным взором, он рассказал нам повесть               нервно и торопливо. Двенадцать лет, наверное,               уставший от огорчений, он ходит, давно ослепший,               бывший солдат-берсальер, по римским квартирам и паркам,               по мастерским и харчевням разносчиком прессы общества               «Италия — СССР». Я слушал. Когда-то снайпер               из сталинградских окон послал справедливую пулю               в парня из дальнего Рима, и парню пришлось часами               смерть ожидать одиноко, скатившись в приволжскую балку,               всю в хрипе, стенаньях и дыме. От черных наплывов смерти               и прояснений жгучих, от гулких обвалов ночи               и боли в стремительном свете страдал он — и рвал руками               над Волгой сыпучие кручи, и бредил воспоминаньями,               и снами горячими бредил. Снега и кусты шиповника,
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату