Борне на плаху отправлять. И займ новый – льготный. Сколько там сверху положено вернуть?
- Пятую часть, - ответил Гровель. – Через полтора года.
- Не верю, - упрямо замотал головой Бродерик. – Таких чудес не бывает. Скорее бараны научатся вышивать золотой канителью, чем ростовщик умерит свою жадность!
- Однако, стоит поискать в округе таких баранов, можно здорово разбогатеть, - пошутил Хорст. – Ладно, история эта весьма занятна и поучительнач , но она совсем не отменяет нашего основного дела. Так вот, Ганс, вынужден тебя огорчить: ты поедешь с нами!
- К колдунам? К эльфам и оркам?
- Да.
- Нет, я не могу, - Гровель снова уселся на табурет и напустил на себя траурный вид.
- Почему это? С хозяйством вместе с Бродериком, - Хорст кивнул головой на кресло, - разберетесь, назначите кому из приказчиков что делать, и в путь! Коняг твоих всё одно ещё долго не продать – до новой войны. Её-то я вам устрою, но после. Или мы ещё чего-то не знаем?
- Я не могу, - тоскливо повторил Гровель.
- Да почему?!
- Я… Я, кажется, влюбился, - нехотя признался Ганс. – Даже подумать не смею, что оставлю её одну в этом городе! Вокруг столько опасностей!
- Сердечные дела-а-а, - понимающе протянул Хорст. – И кто же твоя избранница?
- Вам-то что за дело?
- Да устроим тебе свадьбу в три дня, всего забот-то! Если сватом выступит сам маршал Бродерик Ланский, кто посмеет ему отказать, а? – Хорст победно посмотрел на Гровеля.
- Посмеют… - Купец по-детски шмыгнул носом и сгорбился на табурете, живо теперь напоминая персонажа постановок уличных театров с намалеванными на щеках слезами – вечную жертву неразделенной любви.
- Это кто же? Уж не в королеву-мать ты влюбился, а?
- Нет, не в неё.
- Ну, не томи, - Хорсту на самом деле стало любопытно, что за недоступную красотку сумел отыскать Гровель. – Я уже весь сгораю от нетерпения. Как её зовут?
- Екатерина Борне. – Признался купец, испуская ещё один печальный выдох.
- Что?! – опять одновременно вскричали Хорст и Бродерик.
- Она же пигалица ещё! Ребёнок! – возмутился Хорст. – На коленях у меня кукол спать укладывала недавно...
- Она дочь моего злейшего врага! Её отец почти разорил меня! – вторым голосом поддержал его Бродерик.
- Ну и что? Мне-то он ничего не сделал. – Резонно возразил Гровель. – И не ребёнок она уже. Когда они были-то, эти куклы?
- Да недавно совсем, лет… В тот год, когда Хильдерику королевским указом было велено стать совершеннолетним. Еще, помнится, Большая королевская охота по этому случаю была, и там мы с Борне так навкушались молодого солтерийского, что наутро проснулись в каком-то овраге. А когда в себя пришли, то поехали к нему в теткин замок. Теткин, потому что достался их роду от брака брата его прадеда с баронессой Д' Эрвинь. Помню эту красотку... Вот там с юной Екатериной я и встретился. Да, получается - лет девять-десять назад, - машинально подсчитал Хорст. – Тьфу, старый пень! Действительно ведь – не ребенок. Ей сейчас должно быть лет восемнадцать, да?
- Ага, наверное, около того, - Гровель думал о чем-то другом. – Так что не могу я с вами ехать, пока не придумаю, что мне с этим делать. Зачем вам в дороге вечно ноющий спутник, больше смотрящий назад, чем вперед? Ведь не станете же вы меня связывать?
Молчание, повисшее в комнате, послужило ему ответом. Так продолжалось довольно долго: Бродерик указательным пальцем рисовал в воздухе замысловатые узоры, Хорст двумя руками чесал то лоб, то затылок, а Гровель лишь протяжно вздыхал.
- Ладно, - вдруг сказал Бродерик. – Утром мы с Хорстом навестим её папашу. Может, чего нового для себя узнаем. Жаден он как десяток Сальвиари. Но, боюсь, даже это нам не поможет. И, Хорст, давай переночуем здесь – всё же это мой родной дом. Уважь старика.
- Хорошо, - задумчиво отозвался здоровяк. – Только нужно Эмиля предупредить, чтоб людей там не покрошил почем зря. И с Радульфом что-то придумать. Здесь подвал глубокий есть? Там наш барон будет недоступен для колдуна.
- Есть, - ответил Бродерик. - Там рыжий такой среди прислуги бродит. Хавьером зовут. Он покажет.
- Какая странная штука жизнь, - размышляя вслух, Хорст вышел из комнаты. – Заслуженный маршал, гроза врагов и надежда трона, бегает на побегушках у двух зажравшихся купчиков! Даже хуже – у купчика и влюбленного в герцогиню крестьянина! Рассказать кому – ни за что не поверят!
Утро выдалось пасмурным – редкое для Мерида явление природы летом. Сквозь тяжелые тучи пробивались редкие солнечные лучи и, вышедший на крыльцо в одной ночной рубахе Хорст оказался в одном из них, насквозь просветившем его незамысловатое одеяние. Он лениво потянулся, вызвав где-то в глубине кухни восхищенный всхлип Клотильды, а следом – испуганный писк проснувшегося Рене.
Мальчишка крепко спал всю ночь на чердаке и не видел позднего вторжения незваных гостей. А сейчас, выйдя во двор умыться, он вдруг увидел перед собой настоящего великана! Который, с трудом протиснувшись в дверной проем, где спокойно расходились два нормальных человека, замер на крыльце, подставляя лицо свету. Рене застыл на месте, судорожно соображая - куда бежать и где прятаться от этого чудовища? И кого в доме оно успело сожрать?
А великан вдруг одним прыжком оказался около мальчишки, спокойно взял из его рук полупустое ведро, хмыкнул и опрокинул над своей головой. В стороны полетели брызги, но чудовище лишь довольно фыркнуло, а потом произнесло на человеческом языке:
- Доброе утро, Рене. Как спалось?
Рене, окончательно перестав понимать, что происходит, открыл рот, чтобы что-нибудь ответить, но язык отказался повиноваться, и мальчишка, совершенно смутившись, попытался спастись бегством. Только как он не был проворен, а великан оказался быстрей – его огромная волосатая лапа (на самом деле она не была столь уж волосатой, но тогда она показалась Рене заросшей медвежьей густоты шерстью) перехватила его поперек тела! И потащила куда-то наверх, туда, где щерилась в диком оскале белозубая пасть чудовища!
«Вот и всё, - подумалось Рене, - сейчас сожмет покрепче, чтобы из меня сок потек, и откусит голову. И никогда я уже не стану королевским лейтенантом. Нужно хоть других предупредить, чтоб разбегались».
И он завизжал! Так отчаянно и громко, будто и в самом деле пришел его смертный час. Великан не разжимал руки, а Рене не мог остановиться – ведь пока он орет, у других есть время сбежать от чудища!
- Чего орешь-то, блаженный? – раздался от крыльца недовольный голос Эльзы. – Сейчас всю улицу перебудишь!
Мальчишка мигом заткнулся, но, поймав безумным взглядом глаза няньки, вытянул вперед ручонку с обличающе оттопыренным указательным пальцем и пискнул:
- Спасайтесь! В город пробрался великан!
В этот момент лапа чудовища разжалась, мальчишка шлепнулся на землю.
- Вот как? – Печально сказал великан. – А храбрец Рене, стало быть, решил спасти горожан своим диким визгом? Достойный поступок.
- Не серчайте на него, господин Хорст, - попросила подошедшая Эльза. – Не разобрался мальчишка спросонья. Да и то сказать, что и мне, когда я вас ночью увидела, чуть плохо не стало. Хотел, видно, господь вашей матушке тройню подарить, да в последний момент передумал. Вот и вышли вы таким, что детки, завидев вас, бабкины сказки про великанов вспоминают и визжат, как поросята.
