— А ну его, хромого дьявола…
Рябинина принялась за следующую картину. На раме виднелась металлическая табличка.
— Это тоже наша. Из Ростовского музея изобразительных искусств.
Прочла и перевела:
«Дар группенфюреру СС Белинбергу от командующего первой танковой армией Макензена».
Козихина зло бросила:
— Краденое легко дарить.
Переставляя стремянку, сказала:
— А ты, Варька, врешь, что была продавщицей. Я понимаю, от немцев-гадов можно и надо скрываться. А зачем тебе от меня прятаться? Что я — капо? Вместе горе мыкаем.
— С чего ты взяла? Я ничего не скрываю.
— Ты с образованием. Я вижу. Немецкий легко выучила, и вообще.
— Я среднюю школу с отличием кончила. Мечтала стать врачом. Провалилась на экзамене по химии, схватила тройку, а конкурс был дай боже! Пошла с горя в торговую школу. Потом обленилась, да и понравилось — хорошо зарабатывала, особенно на дефиците. И муж прилично получал.
— Где он?
— Не знаю. Мы перед самой войной разошлись…
— А мой, если жив, воюет. И все-таки ты не продавщица. Ты или артистка, или художница. В картинах разбираешься, и вообще. Все девки, как тебя привезли, сказали: «Артистка!» Я вот не скрываю: работала инструктором по физкультуре, занимала дома первое место по лыжам. А теперь белая негритянка, рабыня…
— У всех нас положение одинаковое. Все мы рабыни…
— Чего это ты сегодня ночью ревела?
— Зубы разболелись.
— Опять врешь…
Рябинина сошла со стремянки. Выше Козихиной почти на голову, с огромными серо-зелеными глазами, с волнистыми каштановыми волосами, она и в халате выглядела красавицей.
— Удивляюсь, — сказала Козихина, — как тебя фрау Белинберг приняла. Она всех мало-мальски симпатичных девчат немедленно обратно отсылает, держит только уродов вроде меня.
— Ты урод? Побольше бы таких уродов.
— Ни кожи ни рожи! — решительно подвела итог Козихина. — Как она тебя не тронула?
— Она меня не видела. Меня привезли, когда ее дома не было.
— Макс привез? Это он для себя старался.
— Пусть только попробует!
— Ты не первая.
Козихина прислушалась.
— Скрипит… Сейчас появится, хромой черт.
Вошел Вейдеманн. Прошелся, поскрипывая протезом, сел в кресло. Сказал по-русски:
— Козихина, удались!
Козихина торопливо собрала щетки, начала укладывать в футляр пылесос.
— Иди! После…
Рябинина собрала в корзину разноцветную фланель, которой обтирала рамы.
— А ты останься… Козихина, марш, марш!
Вейдеманн плотнее закрыл дверь и опять уселся в кресло.
— Добрый день, Рябинина. Вы очень хорошо поработали. Все блестит. Я желаю тебя немного благодарить…
Вейдеманн вынул из кармана конфету.
— Бери! Ну, что же ты? Подойди и возьми мой подарок.
— Спасибо. Я не люблю конфет.
Вейдеманн засмеялся:
— Первый раз слышу, чтобы фрейлейн не любила сладкого… Ты просто не хочешь моей конфеты. Ну подойди. Возьми… Я принесу тебе пирожное, даже два.
— Я не люблю ничего сладкого…
— Я принесу горького. Иди ко мне…
Вейдеманн схватил Рябинину за руки.
— Слушай внимательно, Рябинина. Сегодня ночью приходи в оранжерею.
Рябинина заученно ответила:
— Восточные рабочие не имеют права отлучаться из места, отведенного им для ночлега. Виновные в нарушении порядка на первый раз подвергаются телесному наказанию, на второй раз арендатор обязан возвратить злостного нарушителя в рабочий лагерь, где с ним будет поступлено по закону военного времени.
Вейдеманн слушал, не перебивая. Рябинина замолчала, попыталась освободить руки, но ничего не вышло — Вейдеманн держал цепко.
— У тебя хорошая память, но ты пропустила важные слова: «Восточные рабочие не имеют права без разрешения арендатора отлучаться с места ночлега».
— Фрау Белинберг мне не разрешала…
— Ты забыла, что я доверенное лицо арендатора и разрешаю тебе покинуть место ночлега. Мы с тобой немного посидим в оранжерее… Я принесу тебе два пирожных.
— Немецкий офицер может находиться с восточной рабочей исключительно во время допроса. Все остальное является безнравственным, а виновные подлежат наказанию…
Вейдеманн начал злиться, но виду не подал:
— Рябинина! Явитесь после полуночи на допрос в оранжерею. За меня не беспокойтесь, нас никто не увидит… Сегодня к фрау Белинберг приедет ее будущий супруг. Она будет занята…
Вбежала Козихина, Вейдеманн отпустил руки Рябининой, строго сказал:
— Опять без предупреждения?! Марш, марш!
— Меня послала за вами фрау Белинберг! К нам приехали…
— Скажи, что я сейчас приду…
Козихина озорно подмигнула Рябининой и убежала. Вейдеманн снова схватил Рябинину за руки.
— Все поняла? — Отпустил руки, пригрозил. — Попробуй не прийти…
В небольшой гостиной, которую все в доме называли голубой, навстречу Вейдеманну поднялся молодой офицер. Фрау Белинберг любезно представила Вейдеманна:
— Мой управляющий, герр Вейдеманн.
— Очень приятно. Поручик Астафьев. Благодарю вас, фрау Белинберг.
— Я думаю, вам лучше поговорить без меня, — сказала Белинберг и вышла.
— Слушаю, поручик, чем могу быть полезен?
Астафьев глянул на часы.
— Сегодня, через пять часов и сорок пять минут сюда прибудет генерал-лейтенант Власов.
— Мы рады встретить генерала…
— Я уполномочен проверить, соответствует ли здешняя обстановка безопасности генерал- лейтенанта Власова.
— Возможно, вы не знаете, что этот дом принадлежит вдове группенфюрера СС и что ее брат…
— Мне все известно. И тем не менее я обязан…
Астафьев строго посмотрел на Вейдеманна:
— Прошу полный список лиц, имеющих доступ в комнаты, план всего дома, потом осмотрим территорию.
В помещении для восточных рабочих поручик заговорил с Козихиной, спросил, откуда она.
