вишневого цвета кресла, на полу ковер.
— Отдохните, господин Орлов. Я сейчас…
Астафьев ушел, закрыв за собой дверь на ключ. Орлов опустился в удобное кресло.
— Пардон, господин подполковник… Закусите.
Орлов с удивлением посмотрел на стол — как в сказке, скатерть-самобранка: сосиски, видать, горячие, булочка, масло, вкусно пахнет кофе.
«Уснул, как провалился! Не слышал, как принесли».
— Немного вздремнули, Алексей Иванович? Закусите, закусите.
Астафьев опять вышел.
Вошли двое: Власов и высокий бородатый подполковник, по фамилии Никандров. Орлов отодвинул сосиски.
— Не дури, Алексей Иваныч, — дружелюбно сказал Власов. — И так столько дней не ел… Поешь. Мы не спешим.
— Давай, Власов, говори — что надо?
— Когда мы с тобой, Алексей Иванович, в Ялте отдыхали, никак месяц не вспомню?
— Не все ли равно?
— Не представляешь, как я тебе завидовал! Какая у тебя жена! Ее, по-моему, Кирой звали? Верно, Кира. Слушай меня внимательно, Орлов! Советую еще раз все взвесить. Кстати, листовки с твоим фото и подписью произвели на советских сильное впечатление. Взвесь все еще раз. А пока будь здоров.
Последним выходил Никандров: «Как он, стервец, на меня посмотрел! Примеряется, палач…»
Сосиски остыли и кофе. Ух, как есть хочется!
Дверь открылась, и втолкнули Киру. Орлов сначала ничего не понял. «Кира? Что я, с ума спятил? Галлюцинация?» — и даже не встал.
— Алеша!
«Это она, Кира!»
— Алеша!
Кира бросилась к нему. Говорила непонятное:
— Меня привели. Сказали: «Сейчас вы его увидите».
— Кира! Живая, живая… Родненькая моя!
— Алеша! Давно ты здесь? Где Сережа?
— Как — где? У бабушки в Кинешме! Да ведь ты ничего не знаешь. У бабушки…
— Когда ты видел его?
— Недавно… Недели три назад.
— Он здоров?
— Кира! Живая, живая!
— Скажи, он здоров?
— Совершенно здоров. Кира! Живая! Не плачь. Кира, не плачь.
— Не могу… Я так измучилась. Я ничего не знала. Я побежала тебя искать, а машина ушла… Ты их видел — Сережу и маму…
— Кира, рассказывай, рассказывай.
— Как он выглядит? Он здоров?
— Ходит в школу, даже в две — еще в музыкальную… Сядь рядом! Счастье мое. Рассказывай.
— Одна темная, длинная, холодная ночь… Как я только выжила. Если бы ты знал, как я их ненавижу! Как мама? Совсем старенькая?
— Ей Сережка стареть не дает. Ты бы видела, как он ест!
— Ты видел их!
— Не плачь, Кира, не плачь…
— Не буду… Он сказал: «Сейчас вы увидите вашего мужа, повлияйте на него!»
— Кто сказал?
— Как кто? Власов. Он меня сюда привез. Он уговаривал: «Повлияйте на мужа, если хотите, чтобы он и вы остались живы. Алеша, скажи, что я должна сделать для тебя. Он сказал: «Если он не послушает вас, его сожгут!»
— Это они умеют…
— Говорил, что все равно победит Германия.
— Это он и мне говорил… Они хотят, чтобы я пошел служить к ним. Я им, видно, очень нужен, надеются — много расскажу. Дураки! Правда, Кира? Дураки!
— Дураки!
— Они убьют нас, Кира.
— Знаю…
— Он мне сказал, что бросили наши листовки с моим портретом…
— Он мне показал. Как же ты надел немецкую форму?
— Это монтаж. Ловкость рук. Самое страшное, Кира, что наши могут не узнать правды.
— Узнают когда-нибудь. Ничего тайного нет на свете. Все рано или поздно открывается… А если и не узнают, совесть твоя будет чиста… Алешенька, я такое пережила, такого насмотрелась.
— Не будем об этом больше говорить…
— Расскажи про Сережу.
— Я приехал, они меня не ждали. Он очень вырос. Он мне по плечо…
Дверь открылась. Вошли Власов и Никандров.
— Вы должны поблагодарить меня, Кира Антоновна, что я не поверил вам и предоставил возможность повидать Алексея Ивановича. Представь, Алексей Иванович, твоя супруга выдавала себя за Рябинину. Распорядитесь, господин подполковник.
— Свидание окончено, госпожа Орлова…
Кира положила руки на плечи мужа.
— Алеша! Представь, что мы одни. Это же не люди, а животные… Звери… Пусть звери смотрят на людей. Дай я тебя поцелую, Алеша! Не волнуйся за меня. Слышишь! Не волнуйся… Я все выдержу.
— Свидание окончено, госпожа Орлова.
Открылась дверь. Орлов заметил — в коридоре двое с автоматами. Никандров приказал:
— Проводите арестованную!
Дверь захлопнули, Никандров встал рядом с Власовым.
— Слушай меня внимательно, Алексей Иванович, — сказал Власов. — Говорю с тобой последний раз. Сейчас тебе принесут бумагу и ручку. Садись и пиши. Или… Что ты так смотришь?
— Пытать будешь?
— Тебя не тронем. Но если благоразумие у тебя верх не возьмет… Тут есть один специалист. Лучше его никто не умеет допрашивать. Большой мастер на выдумки… Фантазер… Эрих Рике… Так вот, он у тебя на глазах будет допрашивать Киру Антоновну…
Опять: кап-кап-кап… Сегодня пятница. Где они держат Киру? Не виделись столько… А может, все чепуха? Присяга… Клятва… Может, самое главное в жизни любовь? Немцы не победят, это глупости… Победим мы… Буду гнить в земле. Какое там — просто стану пеплом… Всюду жизнь… Дерьмо ты, Алексей Иванович, если об этом думаешь. Нигде тебе жизни не будет. Жрать будешь, пить будешь, а жить не будешь… Будут Киру терзать, будут… Мне бы пистолет, два патрона — больше не надо. Одну пулю Власову, другую себе…
Кап-кап-кап… Куда уходит вода? Минут за пятнадцать — полная ладонь… Куда она уходит? Пол сухой. Щелкнул выключатель.
— Ты свободен, Малов.
— А он вас не обидит, господин подполковник? Смех.
— Обидит? Меня? Ты подумал, что сказал, Малов?
«Чей это голос? Это не поручика».
— Придите через полчаса, Малов… Если меня будут спрашивать, отвечайте: «Беседует с Орловым». Поняли — «беседует»!
