— По-моему, мы кое-чего уже добились. Мы нашли вас…
Дзержинский попросил у Пухова разрешения поговорить по телефону. Андрей слышал, как Феликс Эдмундович разговаривал с Ксенофонтовым.
— Сегодня, наверное, уже не буду… Могу отпустить, мне он не нужен.
Положил трубку и сказал Андрею:
— Иди срочно в Мамоновский переулок. Там есть какой-то «Интимный уголок». Там тебя ждет товарищ Мальгин.
НОЧЬ КАК НОЧЬ
В театрик «Интимный уголок» публика собиралась поздно — приходить раньше девяти вечера считалось неприличным. На первом отделении — «Крылышки эрота», — несмотря на соблазнительное название, публики было мало. Второе отделение — «Эхо дня» — пользовалось большим успехом, там был такой текст — что ни слово, то понимай как хочешь. Но «гвоздем» программы был «дивертисмент». «Дивертисмент» монополизировали артисты «Пролетарского театра», помещавшегося в доме «Анархии» по Малой Дмитровке, 6. Они отделывали такие штуки, что публика — приказчики из Охотного ряда, бывшие гимназисты, коротко стриженные девицы, не расстававшиеся с папиросами даже в зрительном зале, спекулянты со случайными «дамами», подцепленными тут же, около подъезда театра, — публика, давясь от смеха, хваталась за животы, визжала, стонала, бешено аплодировала и вызывала лихих остряков десятки раз.
Чаще других в «Интимном» выступали два «артиста по убеждению, а не за плату» — Фок и Кус.
Любители бильярда, постоянные клиенты трактира Романова на Первой Мещанской, хорошо помнили маркера Сашку Забалуева и жалели, что он куда-то запропастился. В «Интимном» они не бывали, а поэтому не могли знать, что Сашка стал Фоком, а его приятель, половой трактира Емельян Мальцев, — Кусом.
Репертуар у «Фокуса» был забористый. Фок иногда появлялся в женском платье с огромным ватным бюстом, и тогда даже перезрелые стриженые девицы выбегали из зала.
На этот раз Кус вышел с гармонью. На лоб надвинута серая арестантская бескозырка. Растянув гармонь, он громко запел, показывая новые золотые зубы, вставленные на неожиданно свалившийся заработок:
На сцену вылез Фок, одетый «под маляра», с ведром и маховой кистью. Он сочувственно посмотрел на Куса и спросил:
— Призывают?
— Так точно! Завтра являться.
— Куда? В пехоту?
— Хуже.
— В кавалерию?
— Еще хуже.
— В обоз?
— Ну, что ты… Я бы радовался. Хуже!
— Куда же?
— В Чрезвычайную Комиссию. На отсидку.
Заржали охотнорядцы. Бурно хлопали девицы. Высокий субъект в пенсне, бородка клинышком, встал, сложил руки рупором, закричал: «Браво!»
На подмостках появился странно одетый человек — в шинели, в широкополой черной шляпе. Он поднял руку. Фок и Кус вдруг исчезли, их словно ветром сдуло. Человек в шляпе обвел зал деловым приценивающимся взглядом и строго приказал:
— Прекратить глупый смех! Я не потерплю, чтобы в моем личном присутствии насмехались над Чрезвычайной Комиссией по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией.
Он с усмешкой посмотрел на зрителей.
— А смеялись все! Я видел. И все сейчас будете платить контрибуцию…
Несколько зрителей попытались уйти из зала.
Человек с подмостков опять поднял руку.
— Граждане! Не торопитесь со взносами…
У дверей выросли верзилы в шинелях и шляпах с револьверами в руках.
— Не торопитесь, граждане! Сначала выслушайте порядок. Верхнее платье — шубы, пальто, ротонды — реквизировано нами заранее и упаковано…
Один из верзил поставил возле двери стол.
— А вы сейчас будете проходить мимо этого столика и выкладывать все, что мы сочтем нужным… Деньги, часы, браслеты… Учтите, заведение оцеплено отрядом ЧК, так что вырваться никому не удастся. Советую всем успокоить нервную систему…
И вдруг погас свет. И сразу — стрельба, крики, топот ног, женский истеричный визг…
Фок и Кус наперебой рассказывали Мальгину, как их осенило выключить свет:
— Мы сразу поняли, что это анархисты!
— Сразу догадались! И скорее звонить в ЧК.
Хорошо одетый полный господин кричал:
— Вы их самих спросите — почему после их куплета эти разбойники появились, как черти из преисподней?!
— Разберемся, граждане, разберемся, а пока получайте ваши вещи, а заодно предъявляйте документы.
— Выдумали! В театр — с мандатом!
Андрей пришел, когда Мальгин разговаривал с наимоднейшей девицей — на лбу челка, глаза обведены двумя красками: лиловой и темно-синей, на щеке «мушка». От девицы несло водкой, табаком.
— Слушай, дрюг, у меня докюментов нет… Мне ложить некюда.
Мальгин не успел слова сказать, как мадемуазель распахнула платье из мешковины с синей фирменной маркой на животе: «Сахарный завод Авдотьина. Первый сорт», — и предстала в чем мать родила.
— Карманов у меня нет. Понял?
Мальгин не растерялся, вежливо посоветовал:
— Миледи, запахните мантию. И останьтесь до выяснения вашей личности.
Последней предъявила документы молодая красивая блондинка с огромными зелеными, как у кошки, глазами — «артистка Барковская. Из Ярославля».
Ее спутник подал удостоверение на имя Барковского И. П., «представителя Ярославского губсовнархоза».
— Супруги? — спросил Андрей.
— Брат, — ответила актриса и добавила: — родной…
Андрей внимательно посмотрел на брата. Щеки, лоб были у него гораздо темнее, чем подбородок и
