верхняя губа, — видно, недавно снял бороду и усы.
— Сами бреетесь?
— Не понимаю!
— Когда бороду сбрили? Сегодня? Вчера?
— Ничего не понимаю. Странные вопросы…
Барковская захохотала.
— Я тебе говорила. У тебя же карточка на удостоверении с бородой…
Андреи показал ей удостоверение.
— Вы ошиблись. Без бороды. Извините, но вас тоже придется задержать до выяснения.
Барковский спокойно спросил:
— Надолго? Дело в том, что я прибыл в Москву с поручением окружного военного комиссара товарища Нахимсона к члену коллегии Народного комиссариата по военным делам товарищу Мехоношину. Я был у него сегодня. Я завтра обязан к нему явиться…
— Успеете, — перебил Мальгин. — Товарищ Мехоношин две недели назад уехал в Пензу. Сегодня в «Известиях» есть его письмо оттуда. Газеты надо читать, уважаемый…
Проводив Дзержинского, профессор Пухов спросил жену:
— Как, Лидуша, тебе поправился Дзержинский?
— Знаешь, Саша, в нем что-то есть. Он не из простых… Обещал справку о Сереже навести… Я его попросила, когда ты инженера провожал. Говорят, есть какое-то бюро, кажется, в Лефортове, там справки дают — об убитых, раненых, пропавших без вести.
Пухов промолчал — он давно решил, что никогда больше не увидит сына.
В дверь забарабанили. Профессор успокоил жену:
— Не волнуйся, это комендант.
Из передней до Лидии Николаевны донесся хриплый голос Денежкиной:
— Что же это вы, гражданин Пухов, на дежурство опаздываете? Давай одевайся потеплее, шаль женину накинь, ночь звездная, видно, морозная выйдет.
Пока Пухов одевался, Денежкина обошла квартиру, постучала ключами по «буржуйке»:
— Эту горелку свою выкинь, пока я ее не разломала… Хочешь государственное имущество — дом наш — спалить? Чтобы к завтрему — долой…
Денежкина сходила в кухню, заглянула в ванную.
— Разве тебе все это поднять? Давай меняйся, пока я не раздумала.
— Извините, Анна Федоровна, но я менять мою квартиру на вашу решительно отказываюсь.
— Какой ты решительный! Посмотрим…
— Мне обещана помощь…
— Кто это тебе, буржую, помощь обещал? Уж не этот ли, что на моторе подкатывает? Что-то он зачастил.
— Нет, Анна Федоровна, не он… Товарищ Дзержинский… Слышали такую фамилию?
Анну Федоровну словно удар хватил, она еле выговорила:
— Из ЧК?
— Совершенно верно, Анна Федоровна. Из ВЧК, сам председатель. Минут двадцать как ушел.
— Что же вы, Александр Александрович, раньше мне не сказали?.. Я бы на него хоть одним глазком посмотрела… И ведь видела, как по лестнице спускался. Ну что бы вам меня упредить… Лидия Николаевна, голубушка!
В прихожую вошла Пухова, глянула на Денежкину — что это с ней случилось?
— Лидия Николаевна, я давеча говорила, чтобы справки на продовольственные карточки пришли получить. Не надо, не приходите, тяжело вам подниматься… Сама принесу. — Она подтянула ремень, приказала: — Дежурство отменяю! Чего это вы в такой мороз всю ночь будете топтаться. Пусть Сотников из девятнадцатой дежурит. Рожа у него как блин — масляная… Кобел здоровый!
— Извините, Анна Федоровна, но я уже собрался и пренебрегать государственными обязанностями не могу — моя очередь, стало быть моя. Я расписывался…
— Так это что! Это пустяки! Это нам — раз и готово.
— Нет уж, позвольте.
Анна Федоровна подозрительно спросила:
— А про Дзержинского правду сказал или наврал?..
Ночь выдалась ясная, лунная. Такие ночи — холодные, какие-то бодрые — в марте очень хороши. Морозно, но уже неуловимо, намеком чувствуется близкая весна. Прозрачен воздух, с легким хрустом ломается под ногами лед.
Дежурили вдвоем — Пухов и Иван Петрович Федоров, слесарь из депо Москва-Казанская, недавно переехавший в этот дом из соседнего подвала, в котором прожил всю жизнь.
Получили у коменданта японские винтовки системы «Арисака». Патроны — пять штук — Денежкина дала только слесарю.
— Вам, Александр Александрыч, ни к чему. Стрелять вы все равно не умеете, еще себе, не дай бог, в ногу закатите…
— Зачем же тогда винтовка? — засмеялся Пухов.
— Для видимости… Кто вас проверять будет? А кого надо попугать — попугаете.
Ходили взад-вперед около дома, иногда увлекшись беседой, отдалялись до перекрестка.
— Вы, Александр Александрыч, все знаете.
— Все, Иван Петрович, знает только один бог, да и тот приблизительно. А что вас интересует?
— Меня больше по-нашему, слесарному. У нас сейчас такое безобразие! Черт ногу сломит, неразбериха, как у волостного писаря из нашего села: пьян — все правые, а если трезвый — все виноватые… Нам надо аршинов сто водопровод протянуть. Все склады обшаркали — нашли два обрезка, аршина по два… Летом бы я пожарные рукава приспособил, поверху пустил, а сейчас замерзнет все.
— А вы их в землю закопайте.
— Сгниют!
— Деревянный короб сколотите. Тес-то у вас есть?
— Найдем… А вы говорите — бог…
Они отошли к перекрестку. С другой стороны к их подъезду подошел высокий солдат с большой бородой. За плечами болтался тощий вещевой мешок. Солдат открыл тяжелую дверь и скрылся в подъезде. Дверь хлопнула. Пухов обернулся.
— По-моему, к нам прошли?
Слесарь равнодушно ответил:
— Это к нашей Анне Федоровне земляки приезжают: то из Рязани, то из Казани, то из Костромы. Развела родню на всю Россию…
Вдалеке послышались выстрелы. Слесарь деловито спросил:
— А с винтовкой вы знакомы, Александр Александрович?
— Немного. В русско-японскую в Порт-Артуре пришлось быть…
— Что же вы Анне Федоровне не сказали?
— Она меня всерьез не принимает. Буржуй, я все… Как же можно представителю буржуазии патроны выдавать… Да, по-моему, и у вас холостые…
Снова послышались выстрелы, на этот раз где-то рядом, и милицейские свистки.
Из-за угла выскочил человек в шинели и шляпе. В руке большой узел. Увидев Пухова и Федорова, повернул. Выбежал еще один, тоже в шинели и шляпе, заорал:
— Яшка! Тикай…
Федоров вскинул винтовку:
— Стой! Стрелять буду!
Бандит с узлом пошел прямо на Федорова, угрожая наганом. Федоров выстрелил, тот, матерясь, упал. Второй попытался перелезть через забор. Пухов наставил на него винтовку — бандит поднял руки.
