забарабанили в дверь. Борис Викторович в исподнем выскочил в переднюю. Перепуганная хозяйка спросила: «Кого надо?»
— Савинков тут живет? Срочный пакет…
Хозяйка чиркнула спичкой, зажгла свечу. Борис Викторович жестом показал: «Откройте!»
Ввалился вдребезину пьяный молоденький офицер-артиллерист. Даже не ввалился — кто-то, невидимый в темноте, впихнул его в дверь. Офицерик что-то кричал о христопродавцах, о «красной сволочи». Потом истерически плакал, проклинал какого-то полковника Дувакина, наконец, стих и уснул на полу, возле дивана, служившего Савинкову постелью.
Утром офицер, глядя в сторону, мрачно сказал:
— Уезжайте! Меня послали убить вас, а я не мог… Я еще никого не убивал, тем более так близко…
А тут облегчающие душу вести из Москвы — у большевиков дела идут неважно, наступает голодуха, иностранные державы что-то затевают.
С дипломатами разговаривать приятнее, нежели с грубияном Митрофаном Богаевским, дипломаты — народ деликатный и, самое главное, в русских делах весьма заинтересованы, и более всего в том, чтобы русские солдаты отвлекли бошей от Западного фронта. Да и деньги у иностранцев есть, хоть и поистратились на войне, а все же великие державы, и кое-кто не только не поистратился, а совсем наоборот, получил солидный куш, доход.
И в Москве появился Виктор Иванович Степанов.
Петр Михайлович Шрейдер возвратился в «Малый «Париж», как обещал, ровно в три. Принимая ключ, внимательно посмотрел на доску — висит ли ключ от номера девять.
Шрейдер прожил в гостинице долго, больше месяца, подобрел — щедро раздавал чаевые. Ежедневно с четырех до шести находился в номере. К нему в это время иногда, не особенно часто, приходили разные люди, все больше в штатском, только раз пришел военный, да однажды минут на пять заскочил монах.
Виктор Иванович прожил в номере только два дня, потом распрощался.
— Мало у нас погостили, — с сожалением сказал портье.
— Слава богу, отыскал знакомых. Буду у них…
Знакомых у Савинкова оказалось много — французский консул Гренар, военный атташе генерал Лаверн, генерал-лейтенант Рычков, полковник Перхуров…
ВАЛЬС ШОПЕНА
В Молочном переулке в квартире семь дома номер два отмечали именины хозяйки — Василисы Николаевны. Стол, по бедному гастрономией и разносолами времени, был накрыт прилично: заливной судачок, ветчина, соленые огурцы, холодная телятина. На краю, напротив удобного, единственного во всей комнате кресла, на небольшой продолговатой тарелочке соблазнительно поблескивала паюсная икра, поставленная, очевидно, поближе к самому почетному гостю.
Гости собрались к девяти вечера. Приходили по одному, с интервалами в пять-семь минут. Звонили три раза — два длинных, один короткий.
Первым пришел бывший сотрудник «Русских ведомостей» Дикгоф-Деренталь. Чмокнул именинницу в пухленькую ручку, вздохнул, молча сел. Потом пожаловал совсем молодой, лет двадцати пяти, Борис Евгеньевич Покровский, служащий московской продовольственной милиции, тоже чмокнул, тоже молча сел, рядом с Деренталем, даже не сказав «здравствуйте». Хозяйка гостей не познакомила — выбежала на очередной звонок.
Вошел полковник Перхуров, конечно, в штатском, коротко бросил три слова:
— Добрый день, господа!
Пришли юрисконсульт английского представительства Виленкин и генерал Рычков, тоже, понятно, в штатском.
Хозяйка пригласила в столовую. Вошел Савинков. Оглядел всех изучающе, испытующе.
— Прошу!
Именинница незамедлительно выпорхнула с удивительной при со солидной фигуре поспешной легкостью. Через минуту из соседней комнаты приглушенно донеслись звуки рояля — Василиса Николаевна исполняла вальс Штрауса.
Разгуливавший по тротуару Петр Михайлович Шрейдер посмотрел на открытую форточку, прислушался, потом подошел к стоявшему на углу человеку в поддевке, негромко сказал:
— Началось…
В столовой было пусто. Савинков увел собеседников подальше от соблазна — совещались в небольшой комнатке для прислуги. Докладывал Перхуров:
— Нас пока немного, цифры, по некоторым соображениям, называть воздержусь. Думаю, вы поймете меня и не будете настаивать на точности.
— Я назову точное число, — перебил Савинков. — Здесь все свои. Нас не так уж мало — сто девяносто два. И это за первую неделю… Продолжайте, полковник.
— Нас не так много, — поморщившись, словно от зубной боли, продолжил Перхуров. — Но даже при этом, сравнительно небольшом количестве мы огромная сила… Огромная, потому что нас объединяет любовь в нашей истерзанной России, ненависть к большевикам, вера в освобождение родины от сумасшедших кремлевских народных комиссаров, позабывших стыд и честь…
Василиса Николаевна все играла и играла — перешла к Шопену. Капитан третьего ранга Казарновский, он же Петр Михайлович Шрейдер, устал от прогулки и от расспросов одетого в поддевку штабс-капитана Литвиненко: «Скоро они там? Замерз, как пес!»
После Перхурова долго, горячо говорил Савинков.
— Это только начало, друзья! Мы вырастаем в грозную для большевиков силу. Я предлагаю назвать нашу организацию, наше общество «Союз спасения родины и свободы». Возможно, есть иные предложения? Я готов слушать…
Немного поспорили для приличия. Решили слово «спасение» заменить «защитой». Проголосовали и утвердили: «Союз защиты родины и свободы».
Обсудили программу. Сначала первую часть — задачи ближайшего момента. Первые пункты — о необходимости свержения большевистского правительства, об установлении твердой власти, стоящей на страже национальных интересов России, и воссоздании национальной армии на основах настоящей воинской дисциплины, без комиссаров и комитетов, с восстановлением всех прав командного состава и должностных лиц — приняли быстро и единогласно.
Споры вызвал последний пункт: «Продолжение войны с Германией, опираясь на помощь союзников».
Особенно пылко возражал генерал Рычков.
— Извините, Борис Викторович. Простите за оговорку, Виктор Иванович, но я против такой постановки вопроса… Что значит — «опираясь на помощь союзников»? Назовите мне этих самых союзников.
— Это же ясно, генерал… Франция, Англия, Италия…
— Вы, Виктор Иванович, человек штатский, а я военный и на своей шкуре испытал, что это за союзники… Они до тех пор союзники, пока им или плохо, или выгодно… Бросят в самый разгар, если им покажется, что котлетами не пахнет… Сколько раз мы их в эту войну выручали…
— Что вы предлагаете, генерал?
— Объединиться с тевтонами и с ними до конца… Немцы — люди слова, ежели дадут — сдержат…
Генерал спорил долго, доходил до обидных слов, но не помогло — пункт о войне приняли в изложении Савинкова.
Вторая часть программы — о задачах последующего момента: «Установить в России образ правления, который обеспечит гражданские свободы и будет наиболее соответствовать потребностям
