Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Европы! Здесь по крайней мере без особых пре­пятствий можно возрождать романтические традиции наших предков той золотой эпохи, когда они даже не предчувствовали, что их ждет карьера лавочника.

Входит майор

Петерсон,

лет 50-ти, среднего роста, с красным, чуть одутловатым лицом и рыжей щеточкой под маленьким, слегка вздернутым носом. Он из тех пожилых людей, что хотят и умеют бороться против ожирения с помощью гимнастики. Его движения, энергичные и угло­ватые, становятся мягкими и кошачьими, когда в майоре просыпается

охотник.

Бентли.

А вот и главный охотник. Сэр Джеральд Петер­сон — мисс Норма Фанси, моя невеста, корреспондент нашей газеты «Старз энд Страйпс».

Петерсон.

Ага! Как поживаете, мисс? Как вам нравится наша Европа?

Норма.

Я еще не успела присмотреться к ней, сэр.

Петерсон.

Только не смотрите на нее сквозь очки лейте­нанта Бентли, мисс.

Норма и Бентли спрыгивают на пол и несут стол на место, открывая батарею всевозможных бутылок под кроватью.

Норма.

Почему, сэр?

Петерсон

(указывая на бутылки).

У вас будет двоиться в глазах.

(Снимает пальто, вешает его на стенку, аккуратно складывает пилотку и прячет в карман, потом подходит к столу, садится и достает из кармана связку ключей.)

Бентли.

Не будьте, майор, слишком скромны. Половину этой батареи опустошили вы.

Петерсон

(официальным тоном).

Я это делаю исключи­тельно в после служебное время, мой дорогой.

(Достает из ящика газеты и вытирает стол, потом снимает с бюста Гете каску.)

Норма

(желая переменить тему разговора).

Не скажете ли вы, джентльмены, где я могу вымыть руки?

Бентли.

Второй коридор налево, Норма. Однако вода в этом заколдованном городе бывает только после захода солнца. Придется тебе сполоснуть их виски.

(Берет с пола бутылку.)

Правда, если не ошибаюсь, это собственность майора, но надеюсь, что он за это не выгонит меня со службы.

Петерсон.

Я вас, дорогой мой, давно бы выгнал,— ваше счастье, что вы ничего не делаете.

(Достает из третьего ящика пружинный прибор для гимнастики.)

На ваше место мне могли бы прислать кого-нибудь похуже вас, а так по крайней мере вы хоть не мешаете мне, а ваше ничегонеделание дает мне гарантию, что вы не берете взяток.

Норма

С

моет руки виски).

Сэр...

Бентли.

Майор совершенно прав, Норма! Боюсь только, что мое благородство найдет мало последователей. С появлением Трумэна в Белом доме процесс очиновничания Америки так прогрессирует, что недалек тот час, когда у нас, кажется, будет больше желающих брать взятки, чем желающих давать их. А тогда, пожалуй, наша страна очутится на пороге национальной катастрофы.

Петерсон

(мрачно).

Вы злоупотребляете свободой слова, Бентли. Ваше счастье, что дальше слов вы не идете!

Бентли.

Будьте откровенны: и ваше тоже, майор!

Норма

(нервно вытирает руки зеленым армейским поло­тенцем, которое подал ей Бентли).

Я не узнаю тебя, Эдвин! И неужели вы, джентльмены, не могли найти более достойной темы для разговоров?

Петерсону, который подошел к окну с гимнастическим прибором и начал гимнастику с приседанием.

Ага! Не могу ли я попросить у вас небольшое интервью для газеты?

Петерсон.

Интервью?

Норма кивнула головой.

Пожалуйста.

Норма достает из сумки блокнот, и, по мере того, как Петерсон говорит, она записывает. При этом Петерсон ни на минуту не прерывает своих гимнастических упражнений.

Органы американских оккупационных властей делали и делают всевозможные усилия для того, чтобы идеалы американской демократии и гуманности пустили глубокие корни в опустошен­ные гитлеризмом души немецкого населения.

Бентли отошел в глубь ниши, налил виски и выпил. Не выпуская бутылки из рук, он внимательно слушает слова Петерсона.

Сделано уже немало. Все немецкие демократические партии от христианских демократов до, кхе-кхе, коммунистов имеют полное и ничем не ограниченное право проповедовать свои истины при условии, что эти истины не противоречат политике оккупацион­ных властей. Одновременно опираясь на закон денацификации, мы проводим последовательную работу с остатками гитлеризма, и недалек тот час, когда перевоспитанная нами Германия будет способна занять надлежащее место в семье великих демократий Запада...

Бентли выпивает еще виски.

Норма.

Простите, сэр! Вы... никогда не работали в газете?

Петерсон.

Всю жизнь только в полиции. А что?

Норма.

А то, что вы говорите как-то очень по- газетному.

Петерсон.

Достаточно прочесть несколько номеров наших газет, чтоб знать на память, как и что надо для них го­ворить. Что вас интересует, мисс?

Норма.

Будьте любезны, скажите мне что-нибудь о пере­мещенных лицах.

Бентли поставил бутылку на пол. Петерсон повернулся грудью к окну и дышит полными легкими.

Петерсон.

Наши власти окружили самаритянской заботой несчастных перемещенных, преобладающее большинство которых не желает возвращаться домой, принимая во внимание политические условия, которые сложились на их родине. Желая обеспечить этим людям спокойное, счастливое будущее, наши верховные органы добились того, что сегодня перед ди-пи, то есть перемещенными, широко открыты ворота стран, где чувствуется недостаток рабочих рук...

Норма.

Простите, сэр, действительно ли Ди-пи не хотят вернуться на родину?

Бентли

(иронически).

Тебе уже сказали, Норма...

Петерсон

(энергичным движением закрывает окно).

А вы сомневаетесь?