Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Бентли.

Интересно. Ну?..

Петерсон. ...и

понимает свою профессию слишком при­митивно. Конечно, военная газета не напечатает ничего лишнего. Но есть еще красная пресса, эта только и ждет того, чтоб сделать нас героями скандала. К тому же само появление вашей невесты в роли ангела-хранителя произведет сумятицу и в без того бес­покойных головах красных ди-пи.

(С нарастающим гневом.)

По­этому поезжайте с ней куда угодно: в Швейцарию, Париж, Копенгаген! Я дам вам десять дней отпуска, одолжу денег на дорогу, до Франкфурта поедете на моем «Адмирале». Я сделаю все, чтоб избавиться от лишних свидетелей.

Бентли.

Как вам не стыдно, майор, так панически бояться маленькой девушки!..

Петерсон.

Бросьте! Я хорошо знаю эту смесь женской экзальтации с упрямством подростка. Если такая надышится красными доктринами, то начинает карьеру с того, что свяжется с первым попавшимся широкоплечим негром и...

Бентли

(вскочив с кровати как ошпаренный).

Моя Норма и негр? Вы или с ума сошли, майор, или

(схватив Петерсона за грудь)...

забыли, что за такое оскорбление иногда расплачивают­ся кровью?

Петерсон

(медленным движением руки отталкивает лейтенанта).

Вы правы! Простите! Я не хотел оскорбить мисс Фанси.

(С иронией.)

Кстати, я не знал, что вы так пламенно любите вашу невесту.

Бентли.

Конечно, люблю, и эта любовь — моя последняя надежда. Без нее я потерял бы остатки веры в себя и в то, что мы, люди цивилизации, отличаемся чем-то от рыжих псов из книжки Киплинга. Ах, да разве вы способны это понять!

Петерсон.

О, прекрасно понимаю! Любовь — в личных интересах. Мисс Фанси должна быть для вас чем-то вроде воз­буждающего средства. Только боюсь, что эта роль ей скоро на­скучит, и она начнет искать человека, который любил бы ее ради нее самой.

Бентли пытается что-то сказать, но Петерсон останавливает его движе­ нием руки.

Минуточку! Небольшой дружеский совет: не требуйте от женщи­ны того, что она ищет у вас. И еще одно: любовь, мой милый, никогда не заменит мировоззрения.

Бентли

(

с сарказмом).

А оно у вас есть, майор Петерсон?

Петерсон

(выпятив грудь, стоит за столом).

Да? Если вам угодно, мировоззрение офицера ее величества новой Амери­ки, всесильной королевы континентов и морей, спасительницы мира, защитницы демократии и свободы...

Бентли

(прерывая его).

А вы, майор, верный страж и апостол этой демократии и свободы? Да?

Петерсон.

Да, и именно поэтому, пока вы носите этот мундир, я имею право требовать, чтобы не злоупотребляли моей слабостью к себе и беспрекословно выполняли все мои прика­зания.

Бентли

(подходит к майору).

Я узнаю этот апостольский тон. Значит, вы действительно готовите здесь какую-то новую гадость?

Петерсон.

Лейтенант Бентли, не забывайте, что вы американец, и к тому же американец среди цветных людей. Мне безразлично, что случится завтра с этими, как вы их сами назы­ваете, краснокожими. Но сегодня они находятся под моей опекой, и я заставлю их скакать так, как этого требуют интересы Соеди­ненных Штатов! Я не знаю и не буду знать сентиментов там, где идет речь об этих интересах. Вы, кажется, уже имели случай убедиться в этом..,

Бентли.

О да! Не-од-но-крат-но...

Петерсон.

В подобных случаях я не допущу сентиментов, если это коснется и вашей особы, лейтенант. Если я до сих пор терпел кое-какие ваши выходки, то только потому, что вы не при­надлежите к людям, которые делают погоду.

(Запирает сейф на ключ.)

Бентли.

Вы правы, майор. Я не мастер мокрой работы.

Петерсон.

Молчать! Смирно!

Бентли неторопливо вытягивается.

Вы не мастер?.. Хотя вы даже и на это неспособны. А теперь будьте любезны выполнить мой приказ. Надеюсь, я вас пере­убедил, мой лейтенант...

Бентли.

Наполовину. Я не хочу быть свидетелем еще одного преступления тем более, что у меня нет никакой возмож­ности предотвратить его.

Петерсон.

Я также в этом уверен. Еще что?

Бентли.

А если, невзирая на мою просьбу, мисс Фанси откажется уехать? Что ж тогда?

Смеркается. За окном вспыхнули фонари.

Петерсон

(быстро шагает по комнате).

Тогда... мисс Фанси горько раскается в своей неосторожности.

Пауза.

Кстати, чтоб вам не пришло в голову повторить смысл нашего разговора, иначе — суд за разглашение военных тайн! Понятно?

Бентли.

Понятно.

Петерсон.

Вы хотите еще что-то сказать?

Бентли.

Да.

Петерсон.

Говорите!

Бентли.

Я ненавижу вас, майор!

Петерсон

(с удивлением поднимает голову).

А разве это имеет какое-нибудь отношение к нашей службе? Вы неисправи­мый фантазер, Бентли!

(Похлопал его по плечу.)

Телефонный звонок.

(Берет трубку.)

Я слушаю. Да...

(Покачав головой.)

Еще раз повторяю: что бы там ни случилось, я к этому никакого касатель­ства иметь не буду.

Конец первой картины.

Занавес.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Вечер в трактире фрау Мильх. Горят лампы, за столом перед полной кружкой пива сидит

Норма.

Она нервно постукивает пальцами по столу. За стойкой

Анна

делает подсчеты.

Норма

(пробует пить пиво, но из этого ничего не выходит, оно ей не нравится).

Бррр!..

Анна

(не поднимая головы).

Я вас слушаю, мисс!

Норма.

А я ничего не сказала!

Пауза.

Норма.

Допустим, что вы любите кого-нибудь и тот кто-то, скажем, любит вас. И вдруг между вами возникает спор и вы называете его надоедливым недотепой. Имеет ли право этот «кто- то» обидеться?