Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Анна

(смеется).

Об этом, мисс, вам придется спросить у мужчин. А вот и один из них.

Появляется

Боб Фобе

р.

Стопроцентный, как он сам о себе говорит.

Боб

(Норме).

Добрый вечер, мисс!

Норма.

Садитесь, сержант.

Боб садится против Нормы.

Что бы вы сделали человеку, который назвал бы вас надоедли­вым недотепой?

Боб.

Как?!

Норма.

Надоедливым недотепой!

Боб.

Я свернул бы этому человеку скулы!

Норма.

Ох, вы меня испугали! Даже если бы это вам сказала девушка?

Боб.

Девушка?

(Махнув рукой.)

Девушкам в таких случаях я делаю скидку, мисс. Хе-хе.

Норма.

Скидку? Почему?

Боб.

Как вам сказать... хе-хе! Если девушка видит, что перед ней настоящий недотепа, то она не только не будет ругать­ся, но и разговаривать не захочет. Ох, мисс! Что это вы? Собирае­тесь пить нынешнее немецкое пиво? Не советую. От него до конца праздников вас будет мучить жажда. Вы можете выпить настоя­щего пива в американском клубе, третий квартал направо. Боже мой, как там сегодня будет весело! А я, как назло, всю-то ночень­ку дежурю. Собачья жизнь!

Анна.

Налить вам виски, сэр?

Боб.

Благодарю. Увидят с улицы мои ребята и тоже захотят выпить.

(Зевает.)

И чего это вас, леди, в этот облезлый трактир потянуло? Среди этого пестрого сброда американке не место.

Норма.

Именно этот «сброд» меня и интересует, сержант. Я — корреспондентка.

Боб

(взглянув на ее нашивки.)

А! Извините, не заметил.

Норма.

Завтра пойду в лагерь ди-пи. А сегодня подожду здесь, может, их сюда бог пошлет.

Боб.

Вряд ли пошлет. Сегодня они празднуют у себя.

(Ан­не.)

Разве вы не закрываете под рождество?

Анна.

Немного позже, когда разойдутся гости фрау Мильх.

Боб

(Норме.)

Ну что ж, пишите, мисс, пока их еще не растащили по свету, как щенят. А-а! Хотел бы

я

поглядеть на них

через год-два, когда они вдоволь нагостятся у бразильских метисов и британских скопидомов, которые трижды ели бы уже съеденное!

Норма.

Вы несправедливы, вы возмутительно несправед­ливы, сержант! Неужели вы не можете этого понять?

Боб

(поглядев на нее исподлобья).

А вы случайно не из Армии спасения, леди? Я об этом еще сегодня утром подумал. Жаль, что вашей армии не видно было в Арденнах! Вот это было рождество! Из нашей роты человек двадцать в живых осталось. Это был бы урок для вас, леди. До смерти не забыли бы...

С улицы доносится сирена полицейского автомобиля. Раз. Другой.

(Встал.)

Нет на вас погибели! Боятся, чтоб я чего доброго без них не клюкнул.

(Анне.)

А ты что, ворон продаешь? Все равно не куплю.

(Подходит к дверям.)

А вы, леди, будьте осторожны! По этому городу по ночам упыри бродят.

Норма.

О-о, вижу, вижу...

Боб.

То-то! Мери кристмас, леди!

(Уходит.)

Тотчас же зарычал и стих вдали мотор «виллиса». Норма встала и быстро

подошла к Анне.

Норма.

Послушайте! Прежде всего... я хочу просить у вас извинения за этого нахала сержанта и за всех ему подобных. Я не хочу, чтоб вы плохо думали о нас, американцах. Я недавно при­ехала в Европу и, поверьте, не узнала своих земляков. Может, это сделала война, не знаю. Я вообще мало, очень мало знаю и еще меньше понимаю и только здесь в этом убедилась. Там, дома, нам говорили совсем другое, и я думала, что так относиться к людям могут только невежды из Каролины. После того как я побывала сегодня у вас, после того как я поговорила еще кое с кем, я все время мучительно думала: неужели в простых душах наших людей поселился упырь нацизма? И неужели всем нам только кажется, что мы идем вперед, а на самом деле — давно уже сби­лись с пути и возвращаемся во мрак минувших веков?! Вот какие вопросы встали передо мной в этот самый печальный в моей жизни рождественский вечер, и я не могу найти ответа.

Анна

(пристально смотрит на Норму).

Этот вечер для нас также невеселый и был бы еще печальнее, если бы не вмешатель­ство одной американки...

(Улыбнулась.)

Очень похожей на вас, мисс. Сержанта Фобера справедливо прозвали «Медвежьей лапой».

Норма.

Ах, вы об этом... Боюсь, что я оказала вам мед­вежью услугу; он, видимо, из тех, которые умеют помнить и мстить.

Анна.

Есть хуже его, мисс.

Норма.

Я вас понимаю. Действительно, он только сержант. Как же все это отвратительно! И, главное, зачем, ради кого и чего все это творится?..

Анна.

Не знаю. За последние годы я разучилась думать. Вы вспомнили про упырей,— может, для них это и делается. Про упырей мне рассказывала еще бабушка. Я думала, что это только сказки. Но в тысяча девятьсот сорок первом году я уви­дела их впервые. У них на шапках были мертвые головы. Они говорили, смеялись и пели, как живые люди, но от них несло могилой. Ваши не носят на фуражках мертвых голов, о нет! Одна­ко я их боюсь, как боялась тех. Мисс! Я не знала раньше, что такое страх, но вот прошло целых пять лет, как он днем и ночью, да, днем и ночью сжимает мое сердце. Я была одинокая и бес­помощная, теперь в мою жизнь вошел Андрей. Я надеялась, что мне будет легче. Но нет! До сих пор я боялась за себя, а теперь дрожу и за него. Он наш, он гордый, он севастопольский моряк, а они хотят сделать из него послушную охотничью собаку. Ни­когда этому не быть!..

Пауза.

Норма

(взяв ее руку).

Клянусь вам именем моей матери, честной американки, что я скажу миру всю правду и о вас, и о вашем Андрее, и о тысячах, десятках тысяч таких же несчастных, как вы. Я все скажу моей стране, скажу и то, что Европа не освобождена ни от нищеты, ни от страха, хотя за это, именно за это воевали наши солдаты. Я не политик, но я знаю, как трудно будет мне это сделать. Все же я верю, что не буду одинока, что найду друзей и здесь и по ту сторону океана...

Входит

Бентли.