— Джон, это именно то, что предсказывали, правда?
— Думаю, что да, мама, — ответил он. — Со мной это тоже будет.
— А доктор Гамильтон… Он говорил, что это именно та болезнь? Я не могу вспомнить.
— Говорил, мама. И наверное, он уже не придет. Он сказал, что у него тоже начинается.
Последовала долгая пауза.
— Я скоро умру, Джон?
— Не знаю. Это может тянуться и неделю, и больше.
— Ужас, — вздохнула она. — Слишком долго.
Она снова прикрыла глаза. Он вынес утку в туалет, вымыл и принес в спальню. Мать снова лежала с открытыми глазами.
— Где Минг? — спросила она.
— Я выпустил его в сад, — сказал Джон. — Он явно хотел выйти.
— Мне так жаль песика… Он будет совсем один, когда мы все уйдем.
— Он справится, мама, — утешил ее сын, сам не веря в то, что говорит. — Останутся ведь другие собаки, он сможет с ними играть.
Она не стала развивать эту тему, только сказала:
— Мне сейчас ничего не нужно, дорогой. Иди, куда тебе нужно, займись своими делами.
Он заколебался, потом сказал:
— Я думал, что надо бы зайти в лабораторию. Вернусь к обеду. Что бы ты хотела на обед?
Она снова закрыла глаза.
— Есть еще немного молока?
— В холодильнике есть полкварты, — ответил он. — Я попробую купить еще. Правда, это нелегко: вчера его нигде не было.
— Мингу нужно молоко, — сказала она. — Это пойдет ему на пользу. А в кладовке есть три банки кроличьего мяса. Открой одну, дай ему часть на обед, а остальное поставь в холодильник. Он очень любит крольчатину. А об обеде для меня не думай, пока не вернешься.
— Ты, правда, можешь какое-то время обойтись без меня?
— Правда, — заверила она и протянула к нему руку. — Поцелуй меня.
Он поцеловал увядшие щеки, и она, улыбаясь, откинулась на подушки.
Выйдя из дома, он направился в здание Организации Исследований. Там не было никого, но в его лаборатории лежал на столе ежедневный рапорт о распространении радиации. К рапорту была приколота записка от его секретарши. Девушка сообщала, что чувствует себя плохо и, вероятно, уже не придет на работу. Она благодарила его за доброту, поздравляла с выигрышем «Гран-При», а в конце заверяла, что ей было очень приятно работать с ним. Он отложил записку и взял рапорт. Почти у пятидесяти процентов жителей Мельбурна были признаки лучевой болезни. Семь случаев зарегистрировали в Хобарте на Тасмании и три в Крайстчерче на Новой Зеландии. Рапорт, вероятно, последний, который он получил, был гораздо короче предыдущего.
Он прошел через пустые кабинеты к лаборатории, тут и там просматривал лежащие наверху журналы. Эта фаза его жизни подходила к концу, как, впрочем, и все остальные. Его мучила мысль о матери, и он торопился вернуться домой. Выйдя из здания, он сел в трамвай, они еще ходили. Водитель был на месте, но кондуктора не было: времена билетов уже кончились. Джон Осборн заговорил с водителем.
— Я буду гонять этот проклятый трамвай, пока не заболею, — сказал тот. — Тогда я заведу его в депо и пойду домой, я живу возле депо, понимаете? Я работаю трамвайщиком тридцать семь лет, езжу всегда, и в солнце, и в дождь, не перестану и сейчас.
В Малверне Осборн вышел из трамвая и пошел искать молоко, однако вскоре убедился, что это безнадежно: молоко, еще оставшееся в магазинах, отпускали только для детей. Он вернулся с пустыми руками и забрал пекинеса из сада, думая, что мать захочет его увидеть. Пустив песика перед собой, он пошел по лестнице.
В спальне он застал мать, она лежала навзничь, глаза были закрыты. Подойдя ближе, он коснулся ее руки — она была уже холодной. На столике у кровати стоял стакан с водой и лежала записка, написанная карандашом, а рядом — небольшая коробочка из красного картона, открытая и пустая. Он и не знал, что у нее был яд.
Он взял записку.
«Мой дорогой сын. Было бы просто нелепо, если бы я портила последние дни твоей жизни, судорожно цепляясь
за собственную. Не беспокойся о моих похоронах, просто закрой дверь и оставь меня в постели, в моей комнате, среди моих вещей. Мне здесь будет хорошо.
ЖАЛЬ, НО Я НИЧЕГО НЕ МОГУ ДЛЯ НЕГО СДЕЛАТЬ.
Я очень рада, что ты выиграл эту гонку. Прощай.
Мама».
Две слезы скатились по его щекам, всего две. Сколько он себя помнил, мама всегда была права и сейчас снова поступила правильно. Задумавшись, он спустился вниз. Сам он пока не был болен, но это было вопросом нескольких часов. Песик прибежал за ним; сев в кресло, Джон взял его на колени и стал почесывать за шелковистыми ушами.
Потом он встал, выпустил пекинеса в сад и пошел в аптеку на углу. К его удивлению, за прилавком была какая-то девушка; она дала ему красную картонную коробочку.
— Все приходят сюда за этим, — с улыбкой сказала она. — Дела идут бойко.
Он тоже улыбнулся. — Я бы предпочел таблетку в шоколаде.
— Я бы тоже хотела, — сказала она, — но таких не выпустили. Я приму свою с мороженым и лимонадом.
Он снова улыбнулся и вышел. Вернувшись домой, Джон позвал собаку из сада и начал готовить ей обед: открыл банку, подогрел кроличье мясо и раздавил туда четыре капсулы нембутала. Перемешав порошок с мясом, он поставил миску перед пекинесом, и тот с жадностью набросился на еду.
Затем он вышел в холл, позвонил в клуб, заказал себе комнату на ближайшую неделю, после чего отправился к себе собирать вещи.
Через полчаса он вернулся на кухню; пекинес сонно лежал в корзинке. Физик внимательно прочел надпись на картонной коробке и сделал ему укол; тот его почти не почувствовал.
Убедившись, что собака мертва, он занес корзинку наверх, поставил рядом с кроватью матери и вышел из дома.
В ночь со вторника на среду Холмсы почти не спали. Дженнифер начала плакать в два часа ночи, и они до рассвета не могли ее успокоить. Около семи часов у нее началась рвота.
За окнами начинался холодный дождливый день. Питер и Мэри смотрели друг на друга, усталые и сонные.
— Питер… неужели это уже оно? — спросила Мэри.
— Не знаю, — ответил он. — Но может быть. Похоже, все уже начинают болеть.
Она медленно провела рукой по лбу.
— Я думала, что в деревне нам это не грозит.
Он не знал, как ее утешить, поэтому сказал только:
— Я поставлю чайник. Ты будешь пить?
Она подошла к кроватке и посмотрела на Дженнифер; та пока не плакала.
— Так заварить чай? — снова спросил он.
«Это пойдет ему на пользу, — подумала она. — Он почти не спал этой ночью». Улыбнувшись, она ответила:
— Завари. Я выпью с удовольствием.
Он пошел на кухню, Мэри чувствовала себя ужасно, ее мучила тошнота. Она решила, что это от
