Хотя жертв не было, сам Джон Осборн очень испугался. Он ехал в небольшой городок Турэдин, где был частный автодром — собственность Клуба энтузиастов автоспорта. Это был круг широкого асфальта длиной мили в три, закрытый для общественного движения. За исключением одного длинного прямого отрезка дорога все время извивалась и петляла. Гонки там еще устраивали, хотя зрителей, из-за трудностей с транспортом, было немного. Откуда эти фанатики брали бензин, оставалось строго хранимой тайной или же серией тайн, и каждый из них, скорее всего, имел свои склады, подобно Джону Осборну, который хранил восемь бочек специального топлива в саду матери.
Раз за разом Джон Осборн ездил на своем «феррари» в этот клуб, сначала тренироваться, потом — участвовать в гонках, впрочем, на очень короткие дистанции: нужно было беречь топливо. Машина начала играть заметную роль в его жизни. Прежде это была жизнь ученого, который целые дни проводит за столом или в лаборатории. Он не знал, что такое спешка или переезды с места на место. Ему не нужно было рисковать в личных делах, нарываться на неприятности, он жил серо и скромно. Когда его откомандировали на подводную лодку, он был рад этой перемене, но в глубине души очень боялся погружения под воду. За неделю в закрытом «Скорпионе» выплывшем в первый поход на север, он сумел укротить свои нервы и сосредоточиться на порученной ему работе, а ведь его здорово волновала перспектива пробыть под водой почти месяц.
«Феррари» стал как бы волшебной палочкой: каждую поездку Джон Осборн переживал как волнующие приключение. Сначала он ездил не слишком-хорошо и, выжимая сто пятьдесят миль в час, не умел притормаживать на виражах. Поначалу он буквально играл со смертью на каждом повороте, причем дважды машину так заносило, что он вылетал на край газона, бледный, трясущийся, почти недостойный своего великолепного «феррари».
После каждой из малых гонок, после каждой такой поездки он видел все новые свои ошибки, которые ни в коем случае нельзя было повторять в будущем, и понимал, что только чудом избегал катастрофы.
Занятый гонками, он перестал бояться похода на север. Он не видел в нем ничего опасного в сравнении с опасностями, с которыми он заигрывал, разъезжая в своем гоночном автомобиле. Эта морская интерлюдия стала казаться ему скучным и неизбежным подневольным трудом, потерей все более ценного времени, чем-то, после чего можно будет, наконец, вернуться в Мельбурн и посвятить последние три месяца головоломной езде.
Как и все его собратья-автомобилисты, он думал главным образом о том, как приумножить запасы горючего.
Сэр Дэвид Хартман, как и обещал, созвал конференцию. Дуайт Тауэрс как капитан «Скорпиона» явился вместе с офицером связи. Предвидя, что среди прочего будет затронут вопрос о таинственной радиостанции в Сиэтле, он взял с собой радиотехника, лейтенанта Сандерстрема. Организацию Научных Исследований представляли генеральный директор и Джон Осборн. Кроме них присутствовали вице- адмирал с одним из своих Офицеров и один из секретарей премьера.
Вначале адмирал описал трудности предстоящего похода.
— Я бы хотел, — сказал он, — чтобы «Скорпион» излишне не рисковал. Прежде всего нам нужно провести исследования, и именно с этой целью мы посылаем корабль. Поскольку его антенна невысока, а ситуация будет требовать долгое время оставаться под водой, мы не можем рассчитывать на постоянную радиосвязь. Уже поэтому «Скорпион» должен вернуться целым и невредимым, иначе пропадут плоды его работы. Кроме того, это единственный корабль дальнего действия, позволяющий нам держать связь с Южной Америкой и югом Африки. Принимая это во внимание, я внес довольно большие изменения в тот план похода, который мы обсуждали на предыдущей встрече. Обследование Панамского залива отпадает. Сан-Диего и Сан-Франциско тоже — все из-за минных полей. Капитан Тауэрс, расскажите нам кратко, что вам известно о минировании тех мест.
Дуайт сжато изложил свои данные о минных полях в названных районах и подчеркнул, насколько неполны эти материалы.
— Зато Сиэтл нам вполне доступен, так же, как и Паджет-Саунд, — сказал он в конце. — И Пирл- Харбор. Я бы сказал еще, что из-за подвижек льда мины не угрожают нам в заливе Аляска. Однако сам лед на этой широте является серьезной проблемой, а «Скорпион» вовсе не ледокол. Но я считаю, что с известной осторожностью туда можно доплыть, не подвергая корабль слишком большой опасности. Если нам не удастся пройти весь путь вдоль шестидесятого градуса, что ж… мы сделаем все, что в наших силах. Вероятно, мы сможем выполнить большую часть нашего задания.
Затем подняли вопрос о радиосигналах, идущих из района Сиэтла. Сэр Филип Гудел из Организации Научных Исследований принес запись передачи времен войны.
— Эти сигналы совершенно непонятны, — сказал он. — Мы ловим их периодически, зимой чаще, чем летом. Частота — четыре и девяносто две сотых мегагерца. — Радиотехник со «Скорпиона» записал эти данные. — Мы приняли сто шестьдесят девять передач, из которых только три содержали идентифицируемые группы сигналов… в общей сложности их было семь. В двух были отчетливые английские слова… по одному слову в каждой. Сами эти группы расшифровать невозможно. Если кто хочет взглянуть, у меня есть запись. А слова, о которых я говорил, это «воды» и «соедини». Сэр Дэвид Хартман спросил:
— Сколько всего времени вы принимали эти передачи?
— Сто шесть часов.
— И за все время только два понятных слова? А остальное — бессмыслица?
— Да.
— Не думаю, чтобы эти слова что-нибудь значили, — задумчиво сказал адмирал. — Скорее, это случайное совпадение. Ведь если бесчисленное множество обезьян посадить за пишущие машинки, в конце концов одна из них напечатает пьесу Шекспира. Нужно узнать, каким образом эти передачи вообще стали возможны. Кажется несомненным, что там еще есть электричество. Кто знает, не скрывается ли за этим человеческая воля. Это маловероятно, но возможно.
Лейтенант Сандерстрем наклонился к капитану Тауэрсу и что-то прошептал. Тот громко сказал:
— Мистер Сандерстрем знает радиостанции в том районе.
— Я не утверждаю, что знаю их все, — несмело уточнил лейтенант. — Пять лет назад я проходил переподготовку на острове Санта-Мария. Между прочим, там пользовались частотой 4,92 мегагерца.
— Где находится этот остров? — спросил адмирал.
— Это в заливе Паджет-Саунд, недалеко от Бремертона, господин адмирал. Есть еще несколько островов с тем же названием, но я говорю о Санта-Марии, на котором расположена главная школа морской радиосвязи, крупнейшая в стране.
Капитан Тауэрс развернул карту и указал на остров пальцем.
— Здесь, господин адмирал… С континентом соединяется мостом, который ведет в городок Манчестер у залива Клэй.
Адмирал спросил, глядя на карту:
— Каков радиус действия радиостанции на острове Санта-Мария?
— Не знаю наверняка, — сказал лейтенант Сандерстрем, — но думаю, что весь мир.
— Она выглядела такой мощной? Антенны были достаточно высокие?
— О, да, господин адмирал. Они выглядели очень внушительно.
Мне кажется, это была часть радиосети, охватывающей Тихий океан, но я не уверен. Я был там недолго.
— Вы связывались с этой станцией с какого-нибудь корабля во время своей службы на море?
— Нет, господин адмирал. В походах мы работали на других частотах.
Некоторое время шел разговор о радиотехнике.
— Если сигналы действительно с Санта-Марии, — сказал, наконец, Тауэрс, — то мы решим проблему без особого труда. — Что-бы подтвердить правильность своей мысли, он взглянул на карту. — Глубина у берега составляет сорок футов. Мы могли бы даже подойти к набережной. В любом случае у нас есть резиновая лодка и, если уровень радиации не очень высок, можно высадить на берег кого-нибудь из офицеров… конечно, ненадолго и в защитном костюме.
