не ринутся слова мои обвалом: хотят светить прозрачнящим огнем, возвышенным в униженном и малом. Горевшее то тускло, то светло, косноязычное от сновидений тело, ты никогда справляться не умело с тем, что в тебе клубилось и росло.
210
С нечеловеческим тупым расчетом стучать лопатой о песок замерзший, стучать лопатой о чужую землю, чтоб выбить из нее скупое право на ночь бессонную – на утомленный день, от голода, отчаянья, надежды пронзенный мелкой ненасытной дрожью... И вот, блуждая в пустоте изгнанья, впадающей в пустыню мировую, я ощутил великое томленье, необоримую тоску –?тоску усталых по благостному дню отдохновенья. Так бегства первый вынужденный шаг на борт спасительный чужого корабля стал бегством духа из всемирной стужи к бесславному блаженству очага, в домашнее натопленное небо. Пусть говорят, что не из скудных крошек случайного и черствого даянья насыпана походная землянка скитальческой и безымянной жизни, что из высоких музыкальных мыслей возведено таинственное зданье, в котором Дух великий обитает – ДОМ, буквами написанный большими. Адам, скиталец бесприютный –?тело, о, как же чает это прозябанье простого деревянного уюта, который ветер ледяной обходит,– написанного с маленького д, пусть шаткого, пусть временного дома. 1933
211
Эмигрантская поэма
О вы, летучие листы! Что бурей сорванные птицы! Мететесь в шумные порты и европейские столицы. Что им до ваших крыл –?и так земля в разливах душ и кликах! – до ваших трой или итак, крушений, подвигов великих. И только новый одиссей занять бы мог рассказом длинным о древних ужасах морей, о поднебесии пустынном, мечтах под грузом портовым в Марселе, Фриско, Санта Лючьи, о царской гордости своим великим неблагополучьем. Средь возмущений и речей, опять колеблющих народы,– о новой мудрости своей безмолвной мысленной свободы.
1
Все богоделанно в природе: богорасленные сады, плакущей ивой в огороде
